Михаил Портнов

Михаил Портнов — видеоблогер и основатель школы тестеров программного обеспечения «Portnov Computer School» в Кремниевой долине. Один из самых популярных блогеров на тему миграции в настоящее время. Его жизненный путь — один из примеров успешной иммиграции.

Источник — тема с форма govorimpro.us с постами самого Михаила, для удобства обработанная для комфортного чтения. Тема от далекого 2011 года. Михаил Портнов так же сформировал отдельную книгу на тему истории миграции из СССР, в принципе текст об одном и том же, только тема с форума выглядит более «живой и естественной» Приятного прочтения.

Текст приведен в исходном виде с орфографией и пунктуацией автора.

Михаил Портнов: Наша история адаптации: 1989-2011 (вводная часть)

Первое сообщение — Предыстория миграции

Лучше поздно, чем никогда. Если сейчас не написать, то уже и не знаю когда руки дойдут. С другой строны, задним числом легче анализировать. И над ошибками проще посмеяться на расстоянии.

Быстро добавлять новые сообщения не обещаю.

Не знаю с какого места начать подробное описание наших эмиграционных приключений, поэтому начну совсем издалека.

Я был обычным для нашего времени мальчиком. Отец-военнослужащий, мама — инженер механик. Старший брат, на семь лет старше — в то время это была очень распространенная разница между детьми в семье. Жили мы в Москве. До 1961 года жили в так называемой «коридорной системе». Было у нас две комнаты, но эту часть я плохо помню в силу юного возраста. В 1961 году нам дали 2-комнатную квартиру в хрущевке. Мне было 5 лет. Через 2 года, когда я пошел в школу, учительница попросила поднять руки тех, кто живет в отдельных квартирах — было три руки и все трое из нашего дома. Остальные жили в коммуналках и даже в фанерных бараках, стоявших со времен войны, и которые в то время активно сносили.

В тот год когда я пошел в первый класс, ввели новую школьную форму. Мой брат донашивал свою гимнастерку с двумя пуговицами на горле, а у меня был пиджак с отворотами и белым воротничком, который мама регулярно подшивала.

Я учился вполне прилично, но без особого рвения. Как-то не располагало ничто к рвению. Читал много, запойно. Географией увлекался, призы получал на городских олимпиадах. Хотел стать географом класса до восьмого.

В хорошую физмат школу я попал почти случайно. Брат увлекался математикой и поступил на мехмат МГУ. Там он встретил много физматшкольников. Были в Москве 3-4 очень серьезные школы такого плана, с придирчивым отбором. Он же и отвел меня на собеседование — набирали 9й класс. Там было несколько туров и меня приняли. А дальше уже вся жизнь преревернулась.

Раньше 11 вечера отложить книжки было невозможно. Первые месяца три я думал, что не выдержу, но попривык, втянулся, и стал потихоньку математическим нердом. Настолько, что, первые два курса в Институте Связи не мог запомнить как зовут девченок в нашей группе, настолько они казались все на одно лицо. Но, опять же, привык — девченки были замечательные. Вообще, в институте было классно. Единственно, что я так и не научился там толком делать — это паять и чертить, что, впрочем, и не требовалось. Но, без особых усилий все пять лет отучился на все пятерки, как-то само собой получилось после школьной муштровки.

В политическом смысле я был продуктом своего времени и верил в социалистический идеал и все такое, что нам в школе полагалось изучать. В 15 лет я на спор с братом прочел первый том *а, а будучи на втором курсе на сельхоз работах пару недель, прочел «Диалектику Природы», Энгельса, чем поверг в страшное недоумение соседей по нарам. Они думали, что я свихнулся такое читать. Ильича все, что по программе положено прочел в оригинале — «Материализм и Эмпириокритицизм» и все такое. Преподаватели общественных дисциплин, поняв на экзаменах, что я действительно это прочел, трясли руку и ставили пятерку. Конечно, все это не могло не отразиться как-то на молодых мозгах.

Было два серьезных события, которые впервые подорвали мои отношения с реальным социализмом и конкретно Страной Советов. Будучи школьником, я не понимал предметно разговоры на тему о том, что евреев в ВУЗы многие не принимают. Да и само еврейство не было понятно что это такое, поскольку никакой среды вокруг не было. Москва и есть Москва — кто там разбирается? Но, пришлось столкнуться и пришлось вникать очень предметно. Мой опыт сдачи экзаменов МИФИ был настолько омерзительным и сокрушающим основы моего тогдашнего мироздания, что я три дня провалялся на диван не в силах ничего делать. Пока мой брат меня не поднял и не отвел в Институт Связи. Потому, что там «берут». Быбор ВУЗов куда «берут» был очень ограничен. А Институт Связи был в 10 минутах от дома и там нет черчения. Этим все и решилось.

Вторым подрывным действием было распределение. Меня со всеми пятерками за пять лет не брали никуда на работу. То есть, сначала типа радостно трясли руку, а потом, когда кроме Портнов Михаил Петрович вылезало все остальное, то выяснялось, что не нужен. Была тогда шутка такая — «Объявление: меняю пятый пункт на две судимости». Это было в 1978 году и тогда мы в первый раз решили, что надо уезжать (я уже был женат и жена меня очень толкала в эту сторону).

Взяли меня таки в ЦКБ Министерства Связи разработчиком цифровых устройств для передачи данных. Из 25-ти человек в отделе 22 были евреи и двое — половинки. Весело там было чрезвычайно. Анекдоты, шутки, работа была тоже очень интересная, но роста на месте не было и уйти тоже было очень сложно куда-то. Я еще зачем-то закончил в Твери заочно матфак. Наверное для того, чтобы окончательно отрезать юношескую мечту о математике. Диплом получил, любовь прошла. Осталась только симпатия. Там же получил педагогическое образование, которое мне тогда казалось нонсенсом.

Сегодня половина нашего института связи и почти все ЦКБ перекочевали в США и Израиль и я даже признателен КПСС за пробуждение моего замутненного ею юного сознания. Но тогда, в 1978 советские войска вошли в Афганистан, разрядка закончилась и выезд закрыли.

После КБ я работал снс по методам быстрого обучения. Разработал очень популярную в те годы методику быстрого обучения машинописи. Делал методики обучения для роботов и станков с ЧПУ. Публиковался. Почти закончил аспирантуру по пед наукам (уехали мы, не завершил). Кооператив у меня был один из первых по обучению. Зарабатывалось легко, но было страшно и невероятно мерзко. Только став предпринимателем я впервые по-настоящему столкнулся с тем в какой гадостной и отвратительной стране я живу.

Реально нам удалось вернуться к идее отъезда только в 1989 году. Мы взяли анкеты в американском посольстве и сдали их туда где-то в июле 1989 года. К этому времени родители жены и ее старшая сестра только-только уехали в Сан Франциско. Нам назначили интервью на статус беженца на 18 марта 1990 года. Мы его успешно прошли и вылетели из Москвы 22 ноября того же 1990 года. Ни малейшего понятия о том куда мы едем и что там будем делать не было. Но было понимание, что в СССР нам оставаться нельзя. Родители и брат оставались в Москве и никуда ехать не собирались, скорее наоборот. Они нас не понимали.

О семье

С родителями история такая. Мама — очень открытый и исключительно положительный человек, необычайно легкий, оптимист от рождения. Она бы легко согласилась на поездку, тем более, что была на пенсии. Отец прошел очень суровую школу жизни. Он родился в небольшом райцентре в Житомирской области. Он видел как каждый день с улиц убирали трупы во время Голодомора. Он в 14 лет начал впервые говорить по русски, потому что отец послал его учиться в Одессу в ФЗУ. В ФЗУ преподавание было ни идиш, но в городе говорили многие по-русски.

Он в 40-м году был призван в войска НКВД и прослужил там 30+ лет насмотревшись такого, что нормальному человеу и в голову не придет. На его глазах исчезали люди, прослушивались телефоны, сажали по поводу и без повода. И эти страхи никуда не ушли до конца жизни. Он очень боялся за нас, за брата, за военную пенсию, которую могут отнять — он должен был нам подписать документы на выезд, что, по тем временам было преступлением против партии и народа. Подпись он поставить не смог, поскольку от одной мысли об этом оказался в госпитале с инфарктом. Подписывал мой товарищ с заверением нотариуса. Это было лето 1990 года. У брата были уже была на мази защита докторской.

В январе 1991 года, только приехав на место, жена сказала, что надо пока суть да дело подать на родителей документы. Я очень удивился, поскольку они отказывались наотрез, но не возражал. Где-то в августе мама позвонила и полунамеками стала зондировать почву — они никогда не привыкли говорить по телефону открыто. Я ей сказал, что все уже в подаче и, буквально, через пару месяцев им уже назначили интервью в посольстве. Приехали они уже осенью 1992 года.

Отцу почти сразу сделали 4 байпаса и он прожил еще 16 лет вполне полноценной жизни. В Москве последние лет 10 он практически не выходил из дома из-за проблем с сердцем. Лечить его никто не брался. В госпитале МВД, где он лечился, ему сказали, что тут не дом престарелых, помочь ему ничем не могут, и чтобы он не приходил и не морочил им голову. Это стало последней каплей для родителей.

Были в то время для беженцев медицинские рейсы. Они летели именно таким рейсом. Мне отца в аэропорту Сан Фроанциско сдал врач, сопровождавший его из Шереметьево. Так на инвалидной коляске мы и прокатили через весь аэропорт на парковку, а оттуда и в новую жизнь.

Через лет 10, будучи за 80, отец решил принять гражданство. И это не просто так в таком возрасте. Нужно готовиться к экзамену, проходить его. Я тогда едва сдержал слезы когда он сказал, отвечая на мой вопрос «Зачем?» — понимаешь, в моем положении уже нет другого способа как-то выразить свою признательность стране за то, что она для нас сделала.

Брат приехал месяца через три после родителей. С женой и сыном. Нашей дочери в момент приезда было почти 11 лет, десять с хвостиком.

Насчет женитьбы. Я женился в 19 лет. Невесте было 18. Была и есть спустя 35 лет большая любовь. Не все девушки были для меня на одно лицо. Просто в группе как-то они поначалу мне показались неинтерсеными. Не как представительцы противоположного пола, а в смысле разговор поддержать, круг интересов.

О навыках и опыте работы

В профессиональном плане на момент приезда я представлял собой довольно сложную комбинацию невостребованных умений и навыков:

• деклассированный разработчик цифровой схемотехники. Могу подхватить, в принципе, но, сказать по правде, не тянет к этому совсем
• тонкий специалист по методам интенсивного обучения. Хочу заниматься именно этим, но, практически на нуле английский
• готов на любую работу, но нет никакой, поскольку мы приехали в самом начале довольно неприятной затяжной рецессии, которая протянется до 1995 года.

Английским я занимался месяц до отъезда с преподавателем в небольшой группе по интенсивной методе. По Шехтеру, я думаю. Не по Китайгородской. В первые же дни мы пошли в сити колледж и прошли тест на знание английского. Намеряли мне 200 баллов, что, в сущности, есть ничего, минимум-миниморрум. Было начало декабря и занятия начинались через месяц с гаком. Я за этот месяц сам позанимался и сдал тест уже на 400 баллов. Стало понятно, что в сити колледж я ходить не стану, поскольку самообучаюсь быстрее.

Друзья по Институту Связи меня уверяли, что я должен быть электронщиком, дали книжку по схемотехнике на английском и оставили меня с этим. Я дотошно выписывал на карточки и вызубривал незнакомые слова, то есть, практически все. Первая страница была прочитана дня за три. За следующие три было прочитано страниц пять. Потом я потерял контроль за тем на каком языке написано — просто читал.

Теща в библиотеке нашла диссертацию по изучению словарного запаса студента Беркли. Там был список из 3000 слов, упорядоченных по частотности употребления. Где-то 500 из 3000 составляли научные термины, которые я и так понимал. Остальные я заучивал по сотне в день. Особая прелесть частотного словаря — люди действительно эти слова употребляют. Только выучишь слово — начинаешь его слышать. У меня и сейчас, 20 лет спустя, какие-то из этих слов сидят в голове просто от заучивания, даже без того, чтобы ими особо пользоваться. Например, дикобраз или показной.

Я сделал резюме на электронщика — написал как мог что делал в ЦКБ Связи, дал на проверку товарищу, с которым три года просидели за соседними столами. Он уже работал в США и именно по этой линии. Он покачал головой и сказал, что половина из написанного здесь делается техниками. Документацию разработчики не пишут, прототипы не настраивают, методики наладки не пишут. Как надо написать он не сказал, но лицо его выражало некоторое страдание от чтения моего текста. Образцов резюме нигде не было в силу отсутствия Интернета (как мы его знаем сегодня) в природе. Чувствовал я себя довольно грустно.

Этот конкретный эпизод привел впоследствии к тому, что я никогда никого в своей жизни не ставил в подобную ситуацию. Мы садимся рядом и я своей рукой пишу все резюме в диалоге с человеком.

Рассылка резюме была неубедительной. Разговор поддержать ни по телефону ни на интервью я все равно не мог. Самое главное, я страдал комплексом обладания чем-то большим и уникальным, чего не хотел потерять, отпустить, утратить – методы быстрого обучения. Я действительно обладал уникальным знанием, но продать его не мог в силу недостатка опыта жизни в стране. Идеей собственного бизнеса я не был одержим абсолютно – хотел работать по найму.

В Москве у нас была очень известная и в узких и в широких кругах разработка – методика быстрого изучения машинописи. За 3-4 часа я разучивал клавиатуру вслепую с группой из 30 человек, печатающих на механических машинках. Скорость тоже наращивали очень быстро. Почти все московские ПТУ (а это половина страны по количеству учащихся) работали по нашей системе. Была публикация самоучителя в журнале «Наука и Жизнь» тиражом 3 миллиона экземпляров. Пришла широкая известность и с ней деньги. Я консультировал многие кооперативы и готовил для них преподавателей. В 7:35 утра когда по московскому радио шли объявления, каждый день звучало: «Кооператив Лингва-П производит набор учащихся на курс машинописи по методике Портнова-Ходыкина»

После такого разгона было трудно остановиться и увидеть, что в мире есть еще что-то.

Перелет и первые дни в США

Рейс у нас был Аэрофлотом до Нью Йорка. Билет купить было невозможно — очередь в кассе на Парке Культуры не двигалась. Там какие-то воры списки держали и пропускали только за мзду. Но была касса на Петровке, для командированных. Днем там было много народу, но она работала и в субботу, а командированный народ личную субботу в очереди стоять не хотел. Я сдела перевод перечислением со счета кооператива и мы пришли в кассу с платежкой там было три человека. Кассир долго не мог понять почему у нас билет в одну сторону и настойчиво препирался. А мы стояли твердо и получили билеты в руки на 22 ноября, 15 годовщину нашей свадьбы.

Но в билете было написано в графе «форма оплаты» — безналичка. А в паспорте стоял штамп на ПМЖ. Мы переживали, что могут возникнуть проблемы. Пока самолет не взлетел не было уверенности, что он взлетит или взлетит именно с нами нами на борту. 4 месяца после прилета каждую ночь снился один и тот же сон — нас не пускают на самолет.

Мы летели бизнес классом и всю дорогу творились чудеса — бутерброды с икрой, кагор, курица. Тележки катились беспрерывно. На земле оставалась Москва с пустыми, шаром покати, полками а тут, еще и границу не пересекли, просто продовольственный коммунизм. И еще по станканчикам постоянно разливали из маленьких металлических баночек колу и пепси.

Летели с посадками в Ирландии и в Канаде, дозаправлялись. В Нью Йорке нас разгрузили часа в два дня. Половина борта оказалась эмигрантами вроде нас. Всех разместили в просторной комнате с туалетом. Что-то они копались с бумагами, иногда по одному вызывали, но ничего не происходило. Время шло. Час за часом — и ничего. Не могли найти какие-то документы. Часов 10 вечера всех погрузили в шатл и отвезли в мотель, где-то в Квинсе. Точнее не скажу. Было настоящее отчаяние — нас в Сан Франциско ждут родственники, а мы тут неизвестно где. Позвонили в Сан Франциско. Нам было сказано: главное, что в Америке. Тут ничего плохого с Вами не случится. Мы успокоились немного и свалились в сон.

Америка началась для нас утром. Мы проснулись рано, часов в пять-шесть утра — сказалась разница во времени. Нью Йорк готовился к параду — Thanksgiving. Про телику шла трансляция с площадей. За окном невероятно тихо заводились машины. Я выглянул в окошко мотеля — под окном была парковка. Машины, сейчас таких уже не встретишь на улицах, были преимущественно громадные, как баржи. Чтобы развернуться на городских улицах они выезжали на перекресток и поворачивали, заезжая на все 4 улицы перекрестка. Небольших современных машин было совсем немного.

Мы с отвагой исследователей выходили на безлюдные улицы — сначала минут на 10 туда-сюда по улице. Потому уже на полчасика. Страшно — что, если обратной дороги не найдешь? Магазины были закрыты, но был вполне работающий крохотный магазинчик с корейцем в качестве продавца или хозяина — не знаю. Это был наш первый в жизни буржуйский магазин. Внутри было очень тесно, но ассортимент сбивал с толку. На полках одновременно были фрукты из разных сезонов — им не положено быть вообще в одно время в магазине. Тем, кто не помнит качество и внешний вид тех жалких подобий фруктов и овощей, которые продавались в СССР, не понять нашего удивления и восхищения. Тут же было мясо — чистое, без жира и без костей. Ну, всякая другая экзотика, незнакомая советскому человеку. Мнения наши с женой разделились. Ее немного стало в этом магазине подташнивать, а мне было обидно, что нет рядом родителей, друзей — это же надо видеть, невозможно, чтобы такая лепота стояла сама по себе и никто не восхищался. Мы купили 3 груши — я очень любил с детства сочные груши. Она была необычного цвета (темно-коричневая) и прикольной формы — вытянутая, не пузатая как мы привыкли.

Было солнечно, градусов 15-18, тепло. А мы только прилетели из снежной вьюги. И, вроде, Нью Йорк явно не тропики, но было очень приятно и как бы сказочно, оказать в теплом солнечном лете. Начало было явно хорошим.

Нами занимался ХИАС, одна из еврейских организаций. Поскольку были праздники, то нас бросили в мотель и просто там подкармливали пока не началась рабочая неделя. Всем сделали потерявшиеся по дороге медицинские анализы и отправили по назначению. Но на это ушло дней десять. А пока мы «отмокали» в мотеле.

Еду приносили из соседнего китайского (как потом оказалось) ресторанчика три раза в день. Меню составлял кто-то из сотрудников ХИАСа. Составлял умело — мы наслаждались пышными сэндвичами с ветчиной, сыром, капусткой и помидорами, супами, и что там еще было. Кормили обильно. С каждой едой нам давали на троих три баночки колы или чего-то в этом роде. Баночки накапливались и мы обратили внимание, что в каждой лавченке висит объявление, что там принимают баночки и дают за них по пять центов. Наш первый американский заработок приключился в форме сданных баночек на полтора доллара.

Из недоступных и желанных по советским временам дефицитов мы наслаждались кукурузой в банках, по три на доллар. Не могли наесться.

ХИАС платил за мотель и питание. Я говорил жене, что, поскольку нас тут держат не по нашей воле, то, наверное, нам положены какие-то суточные тоже. Она мне крутила пальцем у виска типа, ты чего офигел — кормят, содержат, какие суточные. В некотором смысле я оказался прав, поскольку нам потом, по приезде в Сан Франциско выдали за это время какую-то сумму фудстепами.

Раз в день приходил улыбающийся во весь рот мексиканец, говорил одно слово — гарбидж — забирал мусор, менял мешок, и уходил. Гарбидж оказался первым словом, которое мы выучили на новой Родине.

Размышления о миграции — «ехать-оставаться»

Вопрос «ехать-оставаться» в те годы (перестройка, кооперация) стоял примерно так же как и сегодня:

• можно жить – зарабатывай сколько хочешь
• все меняется к лучшему
• если бы раньше, то понятно – а сейчас-то, когда свобода, зачем?
• кому мы там нужны?
• кто будет родителями без нас заниматься?
• язык?

Еще не убивали бизнесменов, но страх оказаться за решеткой вообще на ровном месте был реальный. Кроме того, было ощущение, что общество может развернуться в любую секунду обратно и тогда уже тех, кто купился на обещанные перемены, не пощадят.

В самом конце восьмидесятых начался настоящий исход евреев из страны и из Москвы, в частности. На вопрос «куда едете?» ответ был «не куда, а откуда». Почти каждую неделю были проводы, слезы, прощания, обнимания, поездки в Шереметьево и обратно. Самое тяжелое – вычеркивание имен из записных книжек. За год половина людей в моих телефонных кондуитах убыла за рубеж. Становилось не по себе от этого всего.

Мне, несмотря на все негативные моменты, было прикольно и весело. Идеи фонтанировали, на место убывших становились новые люди. И так чтобы уехать на взлете мне казалось не вполне оправданным. Это было время надежд.

У жены не только с режимом, но и со всем этим местом на карте были свои счеты почти с рождения. Она из Киева. Росла с сочной еврейской фамилией. Я с антисемитизмом в детстве сталкивался иногда, но это было больше как недоразумение, нежели норма. В Киеве реалии были другие. На Украине и сверху и снизу было все не на шутку. В ВУЗы в принципе не принимали на дневное отделение. В Брянске, сразу после пересечении границы Российской Федерации с украинской стороны, было несколько крупных ВУЗов, в частности, Политех. Там в частном секторе и в общаге жили несколько тысяч студентов с Украины, сотни киевлян.

Жена училась в физмат-школе с серьезным процентом евреев и все до единого были вынуждены уехать в Россию чтобы поступить в ВУЗы – Москва, Питер, Казань, Новороссийск, Брянск. Супруга моя уехала в Москву и поступила в Институт Связи, где мы с ней и встретились. Она училась на курс моложе. У нее вся семья – связисты. А старшая (на семь лет, естественно) сестра когда-то тоже закончила этот же институт, вышла замуж за препода-математика, и жила на Щелковской. Так что, супруга моя у нее и поселилась на первое время.

Уехать подальше ей хотелось со школьных лет. Буквально, с начальной школы. Еще ей, 10-летнему ребенку, мечталось выйти замуж за еврея с русской фамилией и чтобы хорошо решал задачки по арифметике на много действий (опаньки!!!). Сама мысль о том, что там можно что-то ловить, была для нее совершенно очевидным бредом. Собственно, ее усилиями мы и уехали. Я не сопротивлялся особо, но и не делал ничего чтобы уехать – был занят по бизнесу сутки напролет.

Адаптация первых дней и пластиковая посуда

Поскольку мы питались в мотеле каждый день одним и тем же, в соответствии с утвержденным свыше меню, народ начал похныкивать, что, мол, приелось. Работник ХИАСа нас там навещал день-через день. Он выслушал голос народа и сказал, что финансовый год только начался, денег много, велено на нас не экономить. Поэтому нам раздадут меню и мы сами себе можем что угодно выбирать. Было радостно, имелось в наличии предвкушение чего-то прекрасного.

Ресторан был китайский, меню на английском и китайском. Многие слова были понятны – chicken, veal, lam, noodles, soup. Многие слова было не понять, но какой-то гастрономический образ в сознании складывался и без этого. Кроме того, какие-то из блюд были напечатаны красным цветом. Мы, посовещавшись, решили, что это должно быть самое классное, раз это цветом выделили. Поделились с соседями – тем идея понравилась тоже. Короче, весь мотель заказал из красного списка. Кто же мог знать, что они так жутко перченые блюда выделяют. Есть принесенное по нашему заказу было невозможно в принципе, очень остро. И вообще, черт знает что там оказалось, помимо остроты.

Работник ХИАСа, покачав головой, сказал, чтобы новички не выпендривались больше, и что он теперь сам будет для нас заказывать.

В Нью Йорке за эту неделю с небольшим у нас было два ярких события. Во-первых, из Нью Хевена нас навестила школьная подруга жены с мужем. Они уехали в 1978 году. А мы с ними общались очень дружно до их отъезда. В Крым вместе ездили, по Киеву гуляли, когда навещали там родителей жены. Короче, мы были очень рады. Они за 10 лет обросли всякой недвижимостью, получили местное высшее образование (в Киеве они закончили техникум железнодорожный). Было приятно встретиться. Но, это они нас навещали в гостинице.

Другая встреча была со школьной подругой сестры жены. Сестра ей позвонила из Сан Франциско и попросила нас развлечь малость. Они уже жили в США лет 10. У них был собственный дом не уверен точно где, но в городе, не в пригороде. Они нас посадили в свою машину-баржу и мы заехали по дороге на Брайтон, зашли в большой 2-х этажный русский магазин. Много кассовых аппаратов, много разных разделов. Мы от разнообразия еды просто ошалели – торты, конфеты, колбасы, деликатесы мыслимые и немыслимые. Муж сестриной подруги уныло оглядывал полки. Увидев наше оживление, он спросил с вялым удивлением: «что-то нравится?» Мы закачали головами в утвердительном смысле. Он же покрутил головой и сказал: «не знаю даже – нечего взять». Но что-то он купил и мы вскоре оказались у них дома.

Сейчас уже я дома не помню совершенно, но помню стол со всякими яствами. А на столе стояли 3-4 полугалонные пластиковые бутыляки с содой, разные, с яркими этикетками. Вот это люди живут, подумал я. На широкую ногу. Поделился с женой и она со мной согласилась. Это тебе не хлипкая жестянка, за которую дают пятачок.

За неделю мы в Нью Йорке отоспались, привыкли к разнице во времени, начали строить планы на посмотреть и на посетить разные точки. Но, нас совершенно неожиданно подняли как по тревоге, взяли кровь, мочу и, возможно, еще что-то. А на следующий день мы уже летели рейсом на Сан Франциско. Полторы штуки за эти билеты мы потом по тридцатке выплачивали ХИАСу несколько лет, удивляясь где они взяли такие дорогие билеты.

Мы не могли смириться с выбрасыванием на помойку пластиковых ведер, стаканов, вилок-ложек. То есть, нам объясняли, что это все разовое, но чтобы такую красоту выкидывать? Сердце кровью обливалось. Выкинули гораздо позже, уже в Сан Франциско, когда поняли, что хранить негде, да и воспользовать снова этим нам не придется.

О вонючих и невонючих домах в Америке — первое жилье

Сестра жены и ее родители снимали две квартиры в Сан Франциско на одном этаже 4х-этажного дома в районе Ричмонд. На каждом этаже было по 4 квартиры. Там вся улица такими застроена. В Ричмонде, видимо, в силу близости океана и связанной с этим влажности (временами) деревянные дома застройки двадцатых годов, а таковых большинство, подванивали гниющим деревом. При этом они выглядят более, чем прилично – поштукатурены, гранит – красивые домики. Когда говоришь, что живешь в Ричмонде, то спрашивают частенько: «дом воняет?». Дома делятся на вонючие и невонючие, хотя, на цену, как я понимаю, это не влияет.

Родственники жены жили в невонючем – нам повезло. Это не было их первым жильем. В первом на стенах была вода – высаживалась из воздуха. Но, поначалу трудно что-то нормальное снять просто в силу нехватки времени. К этому времени родители-пенсионеры получили квартиру в субсидированном доме и через две недели в нее должны были переехать. А эта квартира оставалась нам. Соответственно, пару недель мы в этом 1-бедруме жили все вместе.

В Ричмонде улицы, идущие параллельно океану, просто пронумерованы. Ближайщая к океану – 48-я стрит. Мы жили между третьей и четвертой, то есть, довольно далеко от океана. Если, для примера, поехать к кому-то в гости вечером в районе 30й стрит, и оставить машину на улице, а потом выйти в 10 вечера и подойти к машине, то она сверху покрыта слоем воды. Серьезно так покрыта, не испариной, а толстым слоев воды. Уж, как она там держится не знаю, но факт. Наблюдал неоднократно.

Платили мы 745 долларов в месяц, включая парковку во дворе дома. Без парковки было бы 715 долларов. Это было на сотню дороже, чем можно было бы снять в вонючем вытянутом доме с «коридорной системой». В качестве коридора выступает внешний балкон, по которому все движутся мимо твоих окон в обоих направлениях. Но, нам выбирать не приходилось. Что есть, то есть. Тем более, что квартира была светлая и просторная. Да и сестра рядом и с ней две плямянницы – студентки. Одна на АйТи училась. А другая в Арт Колледж. Она в Москве закончила школу при Суриковском Институте, талантливая девочка, художник. Все девченки в обоих поколения были очень родственные, теплые, заботливые. Такое невозжно вообще никак оценить и взвесить. Особенно по первости, когда с Луны сваливаешься мешком прибитый и очумелый. Да еще и без языка толком.

Финансовая сторона миграция — сколько взяли денег «с собой»

В денежном плане расклад был такой. Квартиры тогда продавать было нельзя. Более того, вывозить из страны можно было по 152 доллара на человека. Нормы разрещенного к вывозу все время ужесточались. На момент нашего отъезда можно было вывезти пять золотых изделий на человека. Каждое не больше 2х грамм весом. На черном рынке меняли доллар на 20 рублей и это не имело никакого смысла. Бизнес я оставлял друзьям и вынимать оттуда деньги не хотел. Нарушать законы еще больше не хотел. Купить что-то с собой в дорогу было тоже невозможно – полки были лысыми как пустыня Каракум. Кооператоры и комиссионки продавали откровенное дерьмо за баснословные деньги.

Загадку помню с тех времен: Что это такое? (Отгадка – магазин «Океан»)

• две кильки в томате
• две …ди в халате
• кругом чешуя
• и нет ни…

Что-то мы, конечно, на толчке на Рижском рынке в дорогу взяли из одежды. Нам родственники сформулировали задачу так – привезти такие вещи, чтобы первый год не тратиться. Мы как смогли постарались, но, практически все вырученные от продажи автомобиля деньги (за две недели до отъезда) я просто оставил родителям, поскольку потратить не мог.

Итак, мы приехали втроем с 456 долларами в кармане и шестью чемоданами. Книги отправили посылками, жалко было оставлять, хотя толку с них тут почти никакого нет. Нас официально принимала Джуйка (сленговое от Jewish family and children services). У них было определенное соглашение с Правительством США, согласно которому первые три месяца клиенты Джуйки на велфере оказаться не могут. Для этого, сразу по приезду семья получает 900 долларов грант и еще 2700 взаймы на первые три месяца. Те, кто немного ориентировался на местности, своих родственников вызывали не через Джуйку, а через другие организации, Толстовский Фонд, например, и отправляли их на велфер в первый же день.

Нам родители жены пару сотен в месяц добавляли – иначе бы концы с концами не сошлись никак, даже при том, что мы разве что только не нищенствовали первое время. Вообще, тотальная нищета среди новых советских беженцев была вполне обычным делом с учетом момента времени:

• работы нет вообще никакой, но есть деморализующая рецессия с половиной витрин замазанных крест-накрест белой краской
• наплыв беженцев из Вьетнама (boat people – они выходили в лодках в океан и их там подбирали иностранные суда. Кто выживал, кто погибал – по-разному.)
• толпа шибко образованных и совершенно потерянных советских беженцев без языка и без копейки за душой, вроде нас
• не было еще тогда в Сан Франциско прослойки русского бизнеса, работодателей – один магазин и десяток врачей. Без языка податься некуда.

Выживание без денег имеет множество тонких граней и оттенков. Это целая наука с лабиринтами и закоулками. Нам довелось в этой науке получить ученую степень.

Для примера:

• месячный проездной тогда стоил 32 доллара и купить мы его не могли, тем более, на двоих, но нам выдавали бесплатные в Catholic Charities – навели по дружбе люди. Никто об этом канале не знал.
• Отправляя резюме, а тогда это было только по обычной почте, можно прийти в Jewish Vocational Services, дать девочке на front desk и она отправит от организации. Шутки шутками, а каждая отсылка экономила долларов 15.
• в большом универсаме по-соседству стояла в зале тележка с тремя полками, на колесах. Ее раз в пару часов забирали внутрь и вывозили набитую пакетами с овощами и фруктами, которые не могли дольше храниться – надо съесть быстро. Стоило это раза в 3-4 дешевле, чем просто на прилавке. Обычно, центов 50 за приличный пакет. К моменту вывоза тележки ее уже поджидали сколько-то новых эмигрантов.

В общем и целом, помимо частного знания где что можно получить, было общее знание где и что нужно покупать. Еще важно знать КОГДА покупать. Раз в неделю в почтовый ящик кладут рекламу с ценами на следующую неделю из трех ведущих сетевых универсамов: Safeway, Lucky, Cala Food. В каждом на этой неделе есть что-то, что надо покупать именно там – хорошие цены предлагают. В распродажах, что очень важно, наблюдается цикличность.

Например, мороженый лосось, салмон, стоит обычно 2.99 за фунт. Но, раз в месяц, примерно, есть неделя, когда цена уже 0.99, то есть, просто втрое дешевле. В морозилке между сейлами с ним ничего не сделается. Эмигрантская масса выжидает момент и набирает с верхом полные тележки. В Сейфвее на 31 улице, это довольно русский район, я помню замечательный плакат на русском языке, выставленный в витрине – «салмон отпускается не больше трех в одни руки».

Особый предмет – это куриные «квотеры». Их обычная цена – 49 центов за фунт. Но, есть в месяце неделя, когда цена спускается до 39 центов. А есть и такая, когда можно купить за 29 центов. Американские собычники, я видел, брали их брикетами для своих четвероногих подопечных.

Если цена заявлена, но товара нет в наличии, то можно взять на кассе rain check и прийти потом в любое время, когда уже сейла нет, и взять по цене сейла. Этим все очень широко пользовались.

Ну, и, конечно, вырезание и отоваривание купонов для похода в магазин. Были магазины, где купон производителя удваивался равнозначной скидкой со стороны магазина. Были места, где на таких условиях принимали и чужие купоны тоже.

Первая подработка в магазине кожаных курток

Серьезной школой жизни для меня стала подработка в магазине кожаных курток на оживленной торговой улочке в даунтауне Сан Франциско. К хозяину меня привели знакомые. Я работал по субботам. Приходил к десяти утра, пылесосил магазинчик. Крохотный совсем. Узкие проходы между рядами курток, висящих где в одном уровне, а вдоль стен и сразу в двух по вертикали. Запах кожи был невероятный – я очень такой люблю. Куртки были американского производства, из относительно дорогих. И по 400 и по 500 долларов. Много всякого для мотоциклистов, с шипами, с заклепками.

За день заходили внутрь человек 20 и 2-3 что-то покупали. Значительная часть покупателей приходилась на японских туристов. Они ехали в США со списком правильных вещей для покупки. И в этом списке как раз были куртки фирмы Schott (http://www.schottnyc.com ), которых у нас было много разных.

Хозяин с утречка открывал замки, отодвигал решетки, запускал меня с пылесосом и сам шел в соседнюю дверь. За дверью была крохотулеска-кафешка. Он покупал три стакана кофе и три одинаковые булки. Одну порцию он съедал сам, другой угощал меня, третий комплект выносил на улицу сидящему метрах в пяти налево хоумлесу. Это был не пришлый какой, а наш квартальный хоумлесс. Официальный. Тот благодарно принимал подношение.

Я как раз тогда разучивал по сотне слов в день из частотного словаря студента Беркли и мы с хозяином обсуждали тонкости в смысловых различиях. Хотя, был он не силен в этих тонкостях. Например, разницы между timber и lumber объяснить не смог. Сказал, что это одно и тоже. Как-то я в разговоре употребил слово implement. Он меня остановил и сказал: Майкл, ты этого слова больше не употребляй. Я удивился – почему? Потому, говорит, что я 45 лет на свете прожил и ни разу этим словом не пользовался. Скорее всего, что и тебе не надо.

Моя работа была, в основном, присматривать чтобы не украли чего пока хозяин с посетителем общается. Одному ему за всем было не углядеть. Работали до пяти вечера. Мне за день он платил двадцать долларов и это было большое подспорье в бюджете. Без преувеличений.

По тем временам день-два в месяц в Гудвиле были сейлы, где все по доллару. За 20 долларов можно было всей семье порядком приодеться в местное, что существенно, поскольку нас, советских, на улице было видно за версту. Не только из-за одежды, конечно. Там и походка, и осанка, и пугливая улыбка, и опасливый взгляд. Но, одежда играла не последнюю роль. Да и хотелось же тоже. Мы не из металла отлиты – и одежды нормальной хочется, и видяк, и телевизор. Боже, сколько счастья можно было поиметь, будь в кармане на тот момент тысяча долларов. Ну, даже пятьсот. Но не было и десятки.

С первой двадцатки я записался (заплатил 15 долларов registration fee) в Корейский Центр (http://koreancentersf.org/) Там была программа для беженцев, проплаченная Джуйкой, не имевшей в то время своих возможностей – ни компьютерного, ни лингафонного кабинетов. Там было много классов по английскому – преподов присылали из Сити Колледжа. Был тайпинг на электрических пишмашинах, word processing на WordPerfect под ДОСом, 10-Key, еще что-то. Я сидел часами в лингафонном кабинете – курсов было на выбор десятка полтора.

Корейцев было не много, в основном пожилые и в классах на корейском языке. Остальные — соотечественники из разных уголков СССР. Тогда считалось, что без слепой машинописи никуда на работу не попасть. Народ сидел и по толстой книжке самоучился, тюкал по клавишам. Я взялся парочке помочь и на этом занятии был застукан директором Корейского Центра – красивой худощавой женщиной, прилично говорившей по-русски. Она имеет докторскую степень по русской литературе. Переводит Пушкина на корейский язык.

Так я неожиданно получил свою первую работу в США (магазин не в счет) – два часа в день, пять дней в неделю. Нанят я был преподавать тайпинг и WordPerfect. Основы ДОСа, тоже, вроде, но не скажу наверняка. По 15 долларов в час. Это было уже что-то.

Звали директрису Доктор Чен. Однажды она ко мне подходит и спрашивает что такое «злачный». Я ей объясняю, что это такое место, где криминалс тусуются. Она качает головой – нет, не подходит. Достает томик Пушкина и тычет пальчем в строку «умолкли злачные долины…». А, говорю – это где злаки растут. Разговор шел по-русски. Она удивленно поднимает брови: Cereals? Ну, да!!!

Еще через месяц-другой я на три часа в день был нанят на такую же примерно работу в CRDC – похожую организацию, но китайскую, хотя учащиеся были самые разные. Там мне платили 10 долларов в час, но три часа в день. А на работу нужно было ехать через мост на другую сторону Залива, в Окленд. Но, надо сказать, что 300 долларов неделю – это еще не коммунизм, но уже и не под мостом ночевать.

Мои русские студенты говорили мне «Вам-то что? Вы – устроены!!!»

Первое резюме и преподавание

Занятно, конечно, но для образованного эмигранта на новом месте вопрос взять ли ему класс так же актуален как и вопрос не преподать ли самому какую-то дисциплину. Мне случилось преподавать до того, как самому чему-то учиться.

Рассылать резюме я начал уже в марте-апреле на позицию преподавателя машинописи. В этом был некоторый напряг, поскольку я не преподаватель, все-таки, а методист, разработчик методов быстрого обучения. Мне приходилось преподавать тоже, но я никогда раньше этим не зарабатывал на жизнь, хоть и имел педагогическое образование. А тут еще и страна другая, и язык, и культура. Им тоже меня взять на работу такого было сложно – инородное тело.

А куда слать резюме? Это тоже вопрос хороший – нет не только интернета, но и вообще никакого централизованного источника информации о наличии учебных заведений, где я могу пригодиться. Я пошел в библиотеку, их, благо, много, и они очень хорошие. Взял телефонные справочники по нашей местности – где-нибудь в часе езды от Сан Франциско, выписал все бизнес школы и курсы. Им, родным, резюме и отослал в конвертах – тогда других способов отправки резюме не было.

Вообще, в середине семестра шансы мои были близки к нулю, но, видимо, была в этом моем резюме какая-то экзотика. Интервью мне с этой рассылки перепало с пяток за пару недель. Одно даже увенчалось офером – постоянка на 30 тысяч в год с бенефитами – заступать в понедельник. Я даже успел с ними на барбекью сходить вместе с женой, был принят в коллектив. Там женщина, преподаватель, купила дом в Сакраменто и она уезжала из этих местах. Ей искали замену, что тоже не просто, если нужно быстро и в межсезонье. Мое резюме пришлось просто в масть. Интервью состояло в том, что меня завели в класс, где сидели 3-4 студента, афро-американцы, и сказали – ну, учи. Я с ними минут 15 активно поработал – секундомер у меня был с собой, и был принят в стаю.

В пятницу перед тем самым понедельником мне позвонили и сказали, что преподавателю в лоане банк отказал и она никуда не уезжает. Но, буквально в течение недели возникло предложение из Корейского Центра. Наверное, в карьерном смысле, мне было бы намного полезнее и приятнее поработать в частном колледже, нежели в нон-профите, но, видно, не дорос еще на тот момент.

Джуйка — негосударственная помощь в адаптации

Помимо всех остальных государственных и негосударственных организаций, помощь нашей волне эмиграции оказывали несколько еврейских организаций и я постараюсь передать по возможности точно переживания и реалии тех дней. Сначала о структуре.

Джуйка – занимается миллионом разных дел, имеет множество программ, помогает абсолютно всем людям независимо от национальности и вероисповедания. Какие-то программы платные, что-то финансируется государством и что-то нон-профитными программами со стороны. В нашем случае, эта организация большинству новичков помогла с благоустройством – дарили мебель, машины, предметы быта. У них есть детский садик, курсы английского, развлекательные и развивающие программы для пенсионеров. Организация исключительно полезная и всеми новичками ценимая. Может и не всеми, но я таких не встречал.

Нам назначили социального работника – молоденькую американскую девочку, лет 19-ти. Она была очень заботливой и доброй. Ее усилиями нам привезли с пяток предметов мебели однажды – комод, зеркало на стену, журнальный столик. Мебель и предметы быта вывозили с квартир умерщих пожилых людей. У Джуйки был большой вэн. Водитель брал с собой пару крепких парней-волонтеров. Они должны были полность освободить квартиру и сразу. Ценные вещи забирали родственники – картины, столовое серебро, фарфор. Остальнрое подлежало вывозу и раздаче новичкам. То, что не брали новички, свозилось в Гудвил – это такая сеть благотворительных магазинов, которая распродает по символической цене подаренное людьми и организациями.

Если бы не эта девочка, то машины нам бы не видать никогда. Сан Франциская Джуйка – одесская. В Пало Алто, мы сейчас на ее территории живем в Силиконовой Долине, — московская. Соответсвенно, у тамошних работников было кому отдать эту машину и без нас. Это была 10-летняя Вольво DL240 в очень нормальном, казалось бы, состоянии. В нее надо было положить штуку чтобы привести в ажурное состояние, но штуки не было. Масло при езде куда-то девалось. Я подливал нещадно, но оно продолжало исчезать. Кончилось тем, что мы ее через год продали за штуку, избавились, можно сказать. И тормоза ужасно скрипели. Просто душераздирающий был звук.

Машины люди в Джуйку (и не только Джуйку) сдают чтобы получить списание с налогов. Есть такой стимул, а заодно и дело доброе сделать. В городе был наплыв беженцев в это время и машины мало кому перепадали. В Долине же тогда почти никто не селился. И нашему знакомому по Институту Связи давали три машины, одну за одной, по мере того как они у него выходили из строя (не скажу наверняка что были за проблемы).

Jewish Vocational Services – эта организация, как понятно из названия, должна была нам помочь с работой. За каждым беженцем есть сумма в несколько тысяч долларов, которую Казна выплачивает за помощь оным. Конечно, реально они ничего не могли толком сделать в рецессию. Кроме того, работают там мальчики и девочки за 22-24 тысячи в год. Считай, бесплатно, по американским понятиям. Они, конечно, любят помогать, но помочь не могут, некомпетентны. Это я сейчас очень хорошо понимаю, задним числом. Тогда понимание было другое. Их новички поголовно ненавидели. И было за что, кроме неспособности помочь. Они безжалостно унижали новых эмигрантов, открыто принижая их возможности, уровень образования, разговаривая с ними как с людьми третьего сорта. Надо было видеть брезгливые гримасы на их лицах когда они с нами разговаривали.

Мне повезло. Ко мне прикрепили недавнего эмигранта, переводчика в прошлом. Он был очень приличным парнем. Резюме мне первое сделал, научил как сэкономить на рассылке, вообще, много полезного рассказал.

Жене досталась американка лет тридцати, высокомерная и полуграмотная. Образцов резюме взять было негде, но мы обзвонили несколько компаний-работодателей по газете и попросили выслать job description (научил кто-то нас так поступить, спасибо ему). Из речевых оборотов, которые мы там нашли, жена слепила описание своего прошлого опыта. Чистая правда была написана, просто на местном языке. Жена довольная отправилась с резюме на апойнтмент к этой Татьяне, а я прохаживался в коридоре возле ее офиса и слышал как она орала «Вы не имеете права на такое резюме, это резюме американца». Мы должны были с первого взгляда выглядеть как чурки третьесортные, согласно ее убеждениям.

Забегая вперед, могу сказать, что сотрудники этого офиса поливали грязью нашу школу через 3 когда она возникла. Сама мысль о том, что, убогие, с их точки зрения, совки могут сделать что-то реальное, их выводила из себя. Когда пошли у нас хорошие результаты, эти же самые ребята объясняли своим клиентам, что мы менеджерам взятки даем. Результат был неожиданным – к нам весь Привоз встал в очередь, желая дать взятку в обмен на работу. Даже две – одну, чтобы на работу. И вторую, чтобы не заморачиваться с учебой. Я от них месяц отбивался.

Реальная помощь от Jewish Vocational Services происходила тогда, когда владельцы бизнесов просили кого-то прислать на работу. Но было это крайне редко, с учетом наплыва эмигрантов.

Первый автомобиль — Вольво

Жена мне вдогонку напомнила про Вольво. Машина была с автоматом и именно на ней жена сдавала на права. У нее были праава в Москве, но опыта вождения не было. Денег на инструктора на новом месте у нас тоже не было. Так, вот, под моим руководством она и подучилась на месте. Сдала на права со второго раза, как, впрочем, и я.

В машине было ощущение как в танке — серьезнаю броня имелась. Колеса выкручивались невероятно и можно было развернуться если не просто на месте, то близко к тому. Проблемы с маслом начались не с первого дня, а после того как нас ударили сзади на светофоре. Удар пришелся в бампер. В результате: бампер чуть ушел внутрь, не сильно; отвалилась проржавевшая выхлопная труба и еще что-то вместе с ней. А, главное, масло стало просто фонтанировать и исчезать при езде.

Почти сразу после приезда мы одолжили 3000 долларов у нашего приятеля, назовем его Лешей, и купили двухлетний, малость стукнутый сзади и сбоку Хюндай-хэчбэк. Очень легкая была машинка, реально ветром на мосту могло ее туда-сюда пошарахать. На одометре было 28 тысяч миль, резвая невероятно, малдо бензина потребляла, и с ручной трансмиссией — мне не привыкать. Тем более, что, в Сан Франциско, местами, очень холмисто. И с ручной трансмиссией просто безопаснее ездить. Жена на этой машине ездить отказывалась наотрез. Собственно, ей этот Вольво и подарил.

Возвращать за машину нам было нечем совершенно. Но, мы принципиально по стольнику отдавали раз в месяц чтобы не краснеть при встрече с товарищем. Он и не торопил вовсе, но нам самим было неудобно. Продав Вольво, мы с ним окончательно за эти 3 тысячи рассчитались.

Леша и его жена учились со мной на одном потоке в Институте Связи. Мы в студенческие годы не были обобо близки, но, сразу после окончания они поадали на выезд, где-то осенью 1978 года. И подвисли на зва года — ни отказа, ни оразрешения на выезд. На работе их посылали в основном на стройки и сельхоз работы, но не увольняли. Собственно, работали они на эксплуатации — телефонные и телеграфные станции, сети. Мало того, от них все окружающие отвернулись — кто со страху, кто по глупости, кто по-подлости. Круг знакомых, с кем можно было поддерживать отношения, сузился для них необычайно. А мы жили по соседству и считали себя морально обязанными их поддержать. Да они и ребята совершенно очаровательные, кроме всего.

Так, вот, Леша уехал в начале 1981 года. Когда Рейган заступил в январе на должность, Советы в качестве жеста доброй выпустили 2 тысячи человек, засидевшихся между небом и Землей. Его отец, живший в то время в Германии, договорился с приятелем, который жил в Сан Франциско, чтобы тот за ними присмотрел. А потом Лешин дом стал просто перевалочным пунктом, когда пошла наша волна эмиграциии. В частности, он встречал в аэропорту и дал приют на недельку сестре жены, уехавшей на 2 года раньше нас. Это легендарный человек и, одновременно, малозаметный, но реальный герой эмиграции. Через его дом прошел весь Институт Связи, плюс наши родственники и лрузья.

Улетали они 12 апреля 1981 года, в День Космонавтики. Мы ночью их провожали на кавртире. Я за пару часов дома проявил пленку, растворил химикаты, сделал фотографии с проводов и утром был в Шереметьево с фотографиями.

Работники аэропорта с перкошенными от ненависти лицами норовили сказать гадость и как-то задеть пассажиров Лешиного рейса. Тогда не уезжали чтобы вернуться. Уезжали навсегда. Когда ребята перешагнули через рубеж, после которого обратно шаг назад уже пускают сделать, после досмотра, провожающая тетя стала рыдать. Ее обнял за плечо муж, интеллигентный очкарик, и сказал, обернувшись на ГБшников «не плачь, пусть они наших слез не увидят»

Покупка Хундая и DMV

С Хьюндаем связана такая история. Машина была куплена часов в 7 вечера, в полумраке, возле гаража ее владельца в Хейварде. Какой-то рассеяный был мужчина лет 40, инженер по технике безопасности, американец. Там помимо помятого угла сзади, был оторван ремень возле пассажирского сиденья справа, просто вырван с корнем. Мы его потом сами покупали и приделывали. Хозяин сказал, что машина была в аварии и не больше того. Мы ее сторговали за 2500, потом еще колеса (резину) поменяли на новые и более широкие. Налог заплатили. На это ушли все одолженные 3000 тысячи.

Приехали домой и на следующий день за 18 долларов сделали смог-чек. Все прошло гладко, что не удивительно. Машина почти новая. Дали мне справку о прохождении теста и я отправился в DMV ставить машину на учет. Очередь отстоял, подхожу к окошку со всеми документами, а мне в окошечке объясняют, что смог-чек у меня на другую машину, не на мою. Вот, тычут – номерной знак купленной машины отличается от того, который был на машине, прошедшей тест.

Во, думаю, бардак. Надо снова ехать в мастерскую чтобы справку переписать. Подхожу к машине, смотрю на номер – ну точно, они перепутали. Номер тот же, что и в пинк слипе. Потом спереди захожу – МАМА МИЯ, номер сзади отличатся от номера спереди. В мастерской вписали в справку передний номер.

Тут в голову полезли дурные мысли. Вернулся домой, позвонили бывшему владельцу, но он какую-то лажу лопочет, типа, прислали ему из DMV всего один номер вместо двух. Он его сзади поставил, а спереди, просто чтобы дырку закрыть, старый какой-то знак прицепил, из эстетических соображений.

Настроение фиговое, но деваться не куда, пошел снова в DMV, что называется, сдаваться властям. Там сидела черная женщина моих лет, необъяснимо похожая на мою маму в молодости, только чернокожая. Прямо наваждение какое-то. Взгляд ласковый и невозмутимый, очень спокойная. Она меня выслушала совершенно спокойно, спросила где машина. На улице, говорю. Вынула из ящика отвертку, дала мне, и говорит – скручивай номера и неси мне.

Ну, думаю, все. Деньги одолженные пропали, еще под следствие попаду… Принес ей номерные знаки. Она взяла тот, что из DMV прислали в якобы единичном экземпляре, поставила его вертикально на ребро и стукнула по нему сверху отверткой. Знак развалился на два идентичных. То есть, ему прислали-таки два, но знаки слиплись. С неизменным спокойствием она мне их отдала, машину зарегистрировала. Ни один мускул не шевельнулся на лице. Кудрявая, пухленькая, большие красивые глаза. Точно из наших, только чернокожая.

Светлана ищет работу

Я по гороскопу Телец. А по жизни – Типичный Телец. Практические вещи понимаю, а как начинается что-то завиральное – теряю нить. Жена – Близнец. Сколько их там близнецов прячется внутри у нее не знаю, но иногда очень бывает тяжело сориентироваться – разнобой имеет место быть. Я это к тому, что она за год до отъезда получила ученую степень кандидата педагогических наук. Ее научный руковдитель, покойный ныне, был совершенно гениальный и на редкость интересный человек, киевлянин, в прошлом. Он потом будет среди 17-18 академиков-учредителей (назначенных указом Ельцина) академии педнаук Российской Федерации, после развала СССР. В Педагогической науке ей нравилось все, кроме непосредственно преподавания. Она занималась философией образования, не процессом.

В США жена совершенно не знала чем заниматься, поэтому у нее периодически возникали всякие идеи на этот счет. А поскольку мы толком и не понимали суть многих позиций, то частенько она попадала на странные интервью. Интервью было много, поскольку резюме она делала под каждую позицию отдельно. Позвонит, попросит выслать job description, сделает резюме. То есть, совпадение формальных требований и кандидата было смертельным. Но дальше разговоров не шло. Мы, конечно, были с другой планеты.

Если я начал работать за деньги уже в апреле-мае, то жена, где-то в августе 1991 года, пошла волонтером в мексиканский нон-профит Arriba Juntos (arribajuntos.org) где была программа по возвращению в строй уволенных работников оффисного звена. Такие программы тогда были во всех нон-профитах. Начала волонтером, но, с ноября ей стали платить 15 долларов в час. Не 8 часов в день, но 2-3. То есть, под тысячу в месяц. С моими корейско-китайскими заработками мы уже вытягивали за две тысячи в месяц, где-то под тридцатник. То есть, по тогдашним местным понятиям совсем не так плохо – жить можно, и даже иногда побаловаться чем-то. А, уж, с учетом рецессии и никаким английским – так мы, можно сказать, к концу первого года просто были в шоколаде, хоть и совершенно нищие, конечно. Еще и ХИАСу начали отдавать за перелет. Плюс те 2700, что Джуйка нам на первые 3 месяца одолжила, тоже выплачивали. Небольшими порциями, долларов по 20-30 в месяц, без процентов. Но, Боже, как тяжело было наскрести и отдать 30 долларов, и еще 30 долларов, и еще 30 долларов.

Жене пришлось преподавать и даже выучиться вести занятия по моей системе обучения тайпингу. Она же преподавала Business Math, 10-Key, word processing и что-то еще в этом роде. Но, преподавала она, в отличие от меня (Тельца-практика), по науке.

В нон-профитах тогда учили расхожим навыкам, поскольку их успешность (равняется финансирование) судили по реальному трудоустройству. Сити колледж в этом плане играл свою игру. Они каждого студента норовили пропустить через пару-тройку абсолютно бесполезных классов прежде, чем студенты возьмут тот, за которым пришли. Например, чтобы взять WordPerfect (Ворд тогда был еще не в ходу), они заставляли сначала взять WordStar – был такой, но им уже пару лет никто не пользовался. При этом они на каждом углу кричали, что нужно больше денег на систему сити колледжа, поскольку, guess what? – нужно людям помогать.

Что представляла собой тогдашняя эмиграция

Что представляла собой тогдашняя эмиграция. Я могу судить только по тому, что было перед глазами. А было следующее:

1. Харбинцы – потомки сбежавших в Китай белых и кто там с ними тоже ушел. Их мало очень, но они есть. Русские-русские, то сеть, говорят по-русски, но не евреи.

2. Предыдущая волна. В стране уже лет десять. Их немного, по сравнению с нашей волной, но на них многое держится. К ним едут родственники, а к тем новые родственники, и так по цепочке. У них собственные дома, нормальная работа, стабильность, устроенность. Они не сидели на велфере – даже не знали, что есть такое. Приезжали в семидесятые и сразу на работу. Просто русские. То есть, на 95% евреи и их члены семей.

3. Наша волна, беженцы – баптисты, пятидесятники. Мы с ними практически не пересекаемся нигде. Только, разве что, на улице. Они выезжают из СССР по израильским визам – была договоренность на эту тему между СССР, Израилем и США. Их тоже относительно мало вокруг, во всяком случае, в Сан Франциско.

4. Все остальные: невозвращенцы-туристы и по бизнесу, невесты и жены американцев. Как раз в это время запустили прямой рейс из Москвы на Сан Франциско с посадками во Владивостоке и Анкоридже (на Аляске). С каждого рейса масса народу начинает искать где сдаться властям и попросить убежища. Во время ГКЧП целый борт с туристами в Сиэтле обратился за политическим убежищем. Пока из страны нельзя было свободно выехать, убежище в США давали на раз. Но эта категория тоже была очень немногочисленной.

Так что, наш круг общения состоял на 95% из собратьев по нашей беженской волне и на 5% из знакомых по прошлой жизни из волны предыдущей. Они нам действительно очень рады, но заняты и времени на нас у них особо нет.

В то время было очень много ссор и обид на почве количества времени, которое старожилы могли уделить новичкам. Только начали выпускать в гости в США. Приезжают люди, которые не только 10 лет не виделись, но и не надеялись уже увидеться. Им надо показать окрестности, развлечь. Под это берется недельный отпуск. Они смотрят красоты, дома друзей, их машины и понимают, что надо ехать. Возвращаются домой, не могут ни минуты там больше оставаться, приезжают, в конце-концов в США. Их встречают, селят, звонят пару раз в день по телефону – как дела? И ВСЕ!!!

Ибо сказано: Не путай туризм с эмиграцией!!!

Перееоценка будущего объема внимания со стороны старожилов имела место сплошь и рядом. Я летел в самолете с парнем, брат которого, уехав 10 лет назад, инвестировал в недвижимость и у него было с десяток домов на балансе. То, что за дом нужно мортгидж платить, тогда советский человек не понимал. И он мне говорит: у брата 10 домов, так он же, конечно, нам один даст чтобы в нем жить. Брат у него, надо сказать, заботливый и ответственный парень. Я его знал по Москве и, естественно, по Институту Связи, снял им квартирку и этим дело ограничилось. Иначе и не могло быть, но в советскую ментальность это не укладывалось.

О чем рассказ-то мой?

Я сижу, пишу, нахлынуло. Жена подключилась — грозится сама что-то написать. Фотки мне подбирает. Хочет чтобы была история в семейных анналах — потому, что не поверит наша Сашка 4-х летняя когда подрастет. А ее дети? Ну, ладно. Пишу, вспоминаю.

Воспоминания не идут в какой-то последовательности. Вообще непонятно почему всплывает именно то или это и именно в этот момент. Я пишу и думаю, сам для себя хочу понять, что я описываю-то? Эпоху? Нашу эмиграцию? Кому это все интересно из под нафталина? Есть ли там хоть что-то полезное для сегодняшнего форумного читателя в сугубо практическом плане? И причем тут евреи? И причем тут пустые полки? Это никогда в моей жизни не играло принципиальной роли — а тут почитаешь, так вроде все об этом.

Жена смеется. Говорит, люди читают и думают «нефига себе притесненные: два высших образования, аспирантуры, ученые степени, публикации в Науке и Жизни, у брата докторская на выходе, дача, машина, квартира в Москве — все им мало». Я понимаю, что это со стороны трудно понять, но что мне теперь делать — переубеждать их что ли? Объяснять как фигово быть вторым сортом даже с лишней сарделькой на тарелке. Или начать рассказывать КАКОЙ ЦЕНОЙ достигались эти видимые со стороны и невидимые изнутри ценности тогдашнего общества с двойной моралью, двойными законами, закрытыми границами и торжествующим превосходством люмпена, топчущего фальщивые ценности старого мира — совесть, честь, достоинство, равенство, Заповеди.

О чем рассказ-то мой?

Не суть, я буду выдавать на гора что придет по цепочке сознания. Заранее всем приношу извинения если что не так, но я не сортирую и не просеиваю. Я просто проживаю заново всю свою жизнь. Смотрю на фотографии 3х-летнего мальчонки, на отца 20-летнего и на себя в том же возрасте. И говорю с ним как с живым, и прошу простить за все, за что не попросил прощения при жизни.

Родители. Ребята, когда их уже нет, их уже нет. И ничего нельзя исправить. И все, что при жизни недодал, вдруг виснет тяжким грузом. И только когда их нет в живых и ты уже не можешь им сказать как ты их любишь, вдруг начинаешь понимать что не ценил, не понимал, недодавал, и что по гроб жизни в неоплатном долгу.

Street Cleaning

В Сан Франциско есть такая процедура – Street Cleaning. Два раза в год, по заранее известному расписанию, городские службы проезжают с утра вдоль улиц и забирают бесплатно то, что жители выставляют на обочину. Если я в обычный день хочу чтобы у меня из гаража забрали и увезли старый диван, то надо заплатить за вывоз. А тут – выставил, и забирают бесплатно. Можно, конечно, вечерком на углу оставить и наверняка кто-то приметит и тут же заберет. Но могут и серьезно оштрафовать тоже. Неположено так поступать.

Зато, если тебе самому что-то надо – едешь с вечера на траке в то место, где нынче Street Cleaning и забираешь то, что нравится. Там мексиканцы постоянно во все стороны движутся, но выборочно, не все подряд хватают. Что нужно было новичку в наше время – телевизор, стулья, телефон, стол, тумбочка. Улицы с вечера в канун Street Cleaning бывают изрядно захламлены выволакиваемым из гаражей, балконов, кладовок хламом.

На второй или третий день после приезда в Сан Франциско мы, ничего не подозревая и никогда не слыхав о таких делах, выходим с утречка в магазин КалаФуд, до которого два квартала ходу. Вышли рано, поскольку магазин все равно 24 часа в сутки открыт, а мы пока еще рано просыпаемся. Будний день, выходим из парадного нашего 16-квартирного дома и прямо у крылечка стоит аккуратненький такой ламповый телевизор. Антенка сложена, провода смотаны и тоже аккуратненько приложены. Заношу в квартиру – проверяю – работает. Черно-белый, но качество отменное. Нам все в радость, своего нет все равно.

Выходим снова на улицу. Проходим 20 метров – еще один стоит. Что делать? Ну, не оставлять же добро на улице? Заносим – проверяем – работает. Цветной, качество картинки не идеальное, но вполне приличное. Пока мы реально дошли до КалаФуда эти самые два квартала, занесли в кавртиру и проверили 5 телевизоров. Два не работали и я их вернул назад. Один мы потом кому-то подарили, а два у нас еще год нормально работали.

Девочка наша в Москве училась в английской языковой школе. Там дети с повышенным интересом к жизни в США и в Англии. Сразу после истории с телевизорами дочь написала письмо близкой подруге-однокласснице Насте. Мы в одном доме жили. Они, собственно, и сейчас тоже продолжают дружить. Письма тогда в один конец ходили недели две.

Проходит месяц и приходит нам письмо от другой одноклассницы, жизнерадостной бойкой девчушки. Начиналось письмо со стихотворения из которого я до сих пор помню начало:

• Я помню Инночку Портнову
• Она отличницей была
• Но улетела в Сан Франциско
• И даже адрес не дала
  ………………………………….

После стихотворения было само письмо (близко к оригиналу):
…Мы всем классом читали твое письмо. Особенно меня поразило то место, где ты рассказываешь, как вы приносили с улицы телевизоры. У нас же, если ты еще помнишь, не то что телевизора, приемника поганого на улице не найдешь…

Пасовер (еврейская пасха) в США

На Пасовер (еврейскую пасху) в апреле 1991 года нас от Джуйки командировали для празднования в богатую семью. Такая традиция. Пасовер – это праздник избавления от рабства, исхода из Египта. Принято приглашать кого-то из свежего эшелона спасенных.

В 1989 году был организован большой сбор денег еврейской общиной США на вывоз евреев из СССР – билеты, устройство быта на первое время. В основном деньги шли на эмиграцию в Израиль. Было понимание важности момента. Если сейчас на вывезти тех, кто хочет уехать из СССР, то следующий шанс неизвестно когда появится. Конечно, деньги, в основном, собирают с «отцов» общины. Десятки и двадцатки от русских пенсионеров к серьезному делу не пришьешь. На Сан Франциско разнарядка была 17 миллионов. Длинный вечер и половину ночи «отцы» заседали в просторном конференс зале (я там был пару раз) и скинулись на 25 миллионов.

Им, конечно, хотелось видеть, что они не зря все это делали, а Джуйка нас «по разнарядке» отправила в этот дом. Дом стоял на берегу залива, на утесе, как-бы. Стен толком нет – стекла с потрясающим видом. Парковка там вокруг как под куполом цирка, я чуть концы не отдал пока приткнулся под утесом. Хозяин дома – декан стомата в местном мед университете, и у него своя клиника. Жена — по благотворительности. Она когда-то была директором Jewish Vocational Services. Сказала обращаться если что, и таки пришлось к ней в какой-то момент обратиться.

Идя в гости, мы лихорадочно соображали что с собой принести. Нам сказали, что ничего не нужно приносить, и что там будет какой-то невероятно изысканый стол. Но внутренний голос говорил, что с пустыми руками прийти неудобно. Мы же не прямо из Египта через Пустыню Синайскую. Мы из Москвы на самолете. А денег нет, то есть, ну, совсем нет. С мыслью о бюджете в пять долларов мы забрели в кошерный магазин на Гирибасовской (Geary Boulevard) – эпицентр русской жизни района Ричмонд. Магазинчик был плюгавенький и грязный. Продавец и пара-тройка посетителей буквально сошли с иллюстраций к рассказам Шолом Алейхема. Мы стали изучать прилавок. Ну, ничего там такого не было чтобы в рамках бюджета и чтобы не стыдно в дом принести. Но Господь смилостивился над ново спасенными и благословил нас коробкой кошерного мармелада ничем не отличающегося внешне от советских засахаренных апельсиновых долек, продававшихся большевиками на развес. Эти были посвежее и более сочных и глубоких красок. Главное, что мы потратили всего три с полтиной. И коробка с кошерной символикой.

Нас очень тепло встретили, без выпендрежа совершенно. Жена моя довольно прилично изъяснялась по-английски еще со школы. Я, работая в лаборатории интенсиваных методов обучения ВНМЦентра Госпрофобра СССР, прошел как-то у нас же в лаборатории интенсивный курс французского за месячишко. Это сказалось на мне сильно в том смысле, что всякие тормоза и барьеры в общении на любом языке, в том числе, и языке жестов, рухнули еще 10 лет назад так, как будто их никогда не было. В принципе, и с сотней слов в запасе я мог бы поддержать задушевный разговор. А у меня их уже было под пару тысяч. Поэтому общению ничто не мешало. Во всяком случае, не язык. Хотя, когда дошло до чтения вслух кусочка из Торы, я на этой лексике себя почувствовал реально атеистом, если не еще хуже. Практически все гости были родственниками. И все без исключения врачами с учеными степенями. Лица были у них очень породисто-интеллектуальными. Но, не сказать, чтобы они сияли счастьем. Скорее, заботой. Но, не черезчур.

Мы наивно ждали изысканой кухни, хотя сам по себе праздник Исхода для этого подходит очень слабо. Просто по самой задумке. Но хозяин дома, профессор, дантист, богатей, и душевный человек так светился расписывая свою приходяшую кухарку-китаянку, что ему хотелось верить. Она не только кошерное сварганит почище любого рабая, так и исповедует здоровую пищу до самых фундаментальных основ оной.

В какой-то момент вынесли ЭТО!!! Оно было серого цвета и, скорее всего, как-то было связано с рыбой. Но выпарено и выхолощено блюдо было настолько, что есть его, тем более, без соли и всяких других излишеств было невозможно. Хозяин ликовал и светился. Гости фальшиво улыбались и кривились. Я откусил маленький кусочек и вспомнил песню про именины в доме бакалейщика Левы Зельцермана:
— ох там было угощенье
— и печенье и варенье
— от акулы жареный пупок
— соловьиные яички
— две потрепаные птички
— и морковно-жареный шматок

Вот этот самый шматок и всплыл в сознании. Тут, как-бы желая исправить ситуацию, хозяйка дома, находившаяся на другом от нас конце вытянутого стола, показно заголосила: by the way!!! Майкл и Лана принесли вот эти забавные кошерные конфетки – и с этими словами она коробку кладет открытую на стол. Я, соблюдая приличия, то есть не рванул как мог бы, а интеллигентно двинул в сторону коробки, но оживившиеся медики снесли все в доли секунды и нам не досталось.

Не считая одного последующего контакта эта встреча и это знакомство прошли в нашей эмиграции по касательной. Но было прикольно. А об этом одном контакте я при случае расскажу обязательно. В какой-то момент, через годик, поработав в двух нон-профитах, и почувствовав себя на уровне, я спросил не найдется ли для меня работа в Jewish Vocational Services и мне с подачи хозяйки дома сделали там интервью. Вот об этом интервью я и расскажу.

О маркетинге и рекламе в США

Мы приехали из страны, где полностью отсутствовала телевизионная реклама. Ну, разве, что диктор по бумажке зачитает объявление. С первого нашего дня в мотеле Нью Йорка я был просто очарован рекламными роликами. Я знал их наизусть и произносил с выражением. Поскольку мы начали американскую жизнь с зимы, то шла реклама таблеток от простуды. Это поначалу сбивает. Смотришь и понимаешь, что рекламируют не разные товары, о один и тот же, но от разных производителей. Как сориентироваться покупателю? Какие таблетки принимать от насморка и головной боли?

Рекламировали софт-дринки, автомобили, стиральные порошки, медикаменты, нижнее белье. Мы смотрели по бедности только бесплатные каналы и в них рекламные блоки, встроенные в фильмы, удлинялись, по мере приближения к концу фильма. Некоторые люди говорили, что реклама посреди фильма очень удобна – можно пойти спокойно пописать, не боясь пропустить содержание. Когда начиналась реклама я думал о них – вот, пошли, наверное, писать.

Иногда в рекламе были эксперименты, не имевшие продолжения. Мы, советские люди, были выращены по пуританскому стандарту. А тут, по телику идет такой сюжетец. Худосочная женщина лет 45-ти со страдальческим лицом говорит: «Ах, я так страдала последнее время от vaginal itches». Дальше ее лицо становится счастливым и она с облегчением говорит: «Но ТЕПЕРЬ!!!» и в руке у нее появляется коробочка с препаратом от чесания в этом самом месте.

Еще меня приводила в восторг система продвижения товаров, которой я никогда в жизни не видел – купоны, сейлы, раздача образцов, торговля по каталогам, скидка за количество купленного, скидка за покупку большей упаковки товара. Рецессия обостряла борьбу за сбыт и за каждым поворотом были новые трюки, приемы, подходы. Мне тогда казалось, что это изощренная система развода, подаваемая потребителю в красивой, но обманчивой обертке.

Лотерей тогда было много. Почтовый ящик разбухал от лотерей. Очень была популярная с подпиской на журналы. Для участия в следующем раунде нужно было подписаться еще на что-то и шансы на выигрыш 10 миллионов типа росли со страшной силой.

Первый же поход в Safeway, популярный сетевой универсам, закончился тем, что я взял там публикуемую раз в неделю рекламу с купонами. Собственно, ее итак в ящик кладут, но так, уж, случилось. Сел и стал выписывать слова, описывающие продукты. Чтобы в таких вещах не блуждать впотьмах.

Еще у меня тогда была идея сделать учебное пособие «Америка в Вывесках». Очень сложно иной раз понять что за бизнес там, что за сервис, о чем, речь вообще. На самом деле, довольно быстро начинаешь разбираться, но не мгновенно. Важно чтобы кто-то просто пальцем ткнул и объяснил.

Еще мне казалось первый год, что я никогда не смогу разобраться в марках машин. Столько производителей!!! У каждого столько моделей. А они еще по возрасту отличаются. Это же сотни, и сотни, и сотни – нет, в этом мне не разобраться никогда.

Аналогичная история была с мороженым. Было очевидно, что все это перепробовать невозможно. Тем более, что постоянно ассортимент пополнялся и обновлялся.

Когда я первый раз начал вчитываться в надписи на коробках с едой, обычно из магазинного холодильника, то увидел, что со всех сторон пестрят такие выражения как Sugar Free, Fat Free, Cholesterol Free. Значение этих слов, которые бесплатно, я понимал хорошо. Да, восторгалось сознание – вот это страна!!! Самое вкусное – и бесплатно!!!

Электрических приборов у нас с собой не было. а что было везти такого? Бритву? Был очень хороший станок с помазком. Потом, мы же квартиру брали у родителей жены. А там уже были и лампы настольные, и фен для волос, и чайник электрический. Нам было сказано ничего такого не брать.

Смесители совершенно обыкновенные. Ничего в них такого нет. Привыкаешь за пять секунд. Унитаз с постоянно налитой водой поначалу удивляет, но тоже быстро привыкаешь. Да и, действительно, чище с таким.

Нас, скорее, удивили туалеты в публичных местах. Во-первых, они всюду есть. В парках, на стоянках, в общественных зданиях. Во-вторых, там всегда есть туалетная бумага, жидкое мыло, бумажные полотенца. Бумажные прокладки для покрытия сиденья в туалетах приводили в восторг. Простенько — а как удобно. Имеете тухес (попу), а кто не имеет? — получите нахес (счастье).

Зима в Сан-Франциско

Зима в Сан Франциско обходится без снега, конечно, но, если в 7 утра выйти на остановку автобуса, то температура будет в районе 5-7 градусов тепла. Потом распогодится и будет 15 в тени и 20-25 на солнце. Люди на остановке одеты под улучшение погоды, не под реалии момента. Многие в шортах и вьетнамках на босу ногу, в открытых маечках. Они стоят и трясутся от холода. У девочек ножки и ручки покрыты гусиной кожей.

Форменная одежда Сан Франциско зимой и летом — кожаная куртка. Тут ветрено, холодный океан. Если половина населения полуодета и мерзнет под гусиной кожей, то вторая половина — в кожанках. Кожанка может идти с джинсами, шортами, длинными и короткими юбками.

Еще одно из сильных первых впечатлений — лосины или просто обтягивающие «тренировочные» штаны на женщинах. Особенно афро-американках, хотя и белые тяжеловесы не отстают. Упитанные до болезненного состояния женщины в этих лосинах движутся по улицам и ты видишь массы их веса, жировые складки и потоки жировых отложений синхронно колыщущиеся при ходьбе на телесах. Это так выпукло, так рельефно. Это так обычно и рутинно для окружающих — кроме нас никто и внимания не обращает. Никто не пытается этого всего замаскировать. Никто не стесняется колыхаться телесами на публике.

Аппоинтмен и медицинское обслуживание

Нашими действиями по обустройству на новом месте руководит социальный работник Джуйки. Она не только говорит куда и в какой последовательности и зачем нам идти, но она же туда звонит и назначает нам аппойнтмент. Среди новичков много возмущения — он пришел поговорить, но с ним говорить не стали, поскольку нет аппойнтмента. А у него в жизни не было такого чтобы по аппойнтменту, разве что, на прием к врачу.

Она же знает все программы, что и кому положено. Нам даже напрягаться не нужно. Просто тупо следуем предписаниям. Из сложного — пользование общественным транспортом и вообще как сориентироваться в городе. То есть, мало иметь назначенный аппойнтмент, нужно еще туда вовремя попасть в незнакомом городе, пользуясь непонятным общественным транспортом. Тут, конечно, очень помогли сестра, у нее есть автомобиль, и мама жены – невероятно тщательный и организованный человек. Они с мужем написали несколько учебников для Техникумов Связи – ее дотошности может позавидовать любой редактор или корректор. Вот, она нас организует, строит, и везет куда-то. Отчего мы сами плохо запоминаем куда едем, полагаясь на нее.

Доходов у нас нет, привезенных с собой денег нет. Есть грант в 900 долларов и одолженные у Джуйки 2700, которые тоже не доход. В силу этого, нам положен медикал (медицинская страховка для неимущих от Штата) и фудстемпы. Фудстемпов первые три месяца выдают на 300 сотни в месяц, потом чуть меньше. Их остается с избытком. Мы, конечно, экономим и на троих укладываемся в 180-200 долларов в месяц на питание. Некоторые на фудстемпы умудряются даже подстричься. Люди на дому стригут за пятерку фудстемпами – те же деньги, в сущности.

Частенько можно наблюдать такую картину: к русскому магазину подъезжает мерседес или вольво (это две излюбленные модели тех, кто приехал раньше). Оттуда выходит «старожил» со свежими новичками. Их видно – походка (не идут, а как-бы несут себя), они знают себе цену, в кожаных пальто, в золоте и бриллиантах. Они заходят в магазин, берут икру, осетрину, расплачиваются фудстемпами и уезжают.

Лечиться нам по этим программам, слава Богу, не пришлось, но две вещи имели место. Нас сходу отправили на общий медосмотр и медицинские анализы. У меня намерили 308 холестерол, первый раз в жизни измерили – это очень много. Тут же меня посадили на таблетки – Зокор. Холестерол упал до 240, но не ниже, что тоже высоковато. Не говоря уже о том, что, поскольку у отца было несколько инфарктов, то это явно наследственная фигня и с ней надо что-то делать.

Кроме того, мы идем на осмотр к дантисту. Поставленные перед отъездом советские свинцовые пломбы нам тут же поменяли на местные. Заодно поставили мне фарфоровую коронку, которая простояла без проблем лет 18, совсем недавно заменили.

В СССР в мои детские годы зубы сверлили бор машиной. Эта машина чудовищно вибрировала, зуб нагревался до высокой температуры – боль была адская. К 34 годам (когда мы уехали в США) мой опыт общения с дантистами был относительно невелик. 3-4 пломбы, один раз удаляли корень из зуба. Но в детстве мне раз 10 что-то сверлили. Страх перед лечением зубов был на уровне подсознания. В течение 10-ти лет после переезда в США я становился мокрым от того, что просто погружался в кресло стоматологического кабинета. Я ЗНАЛ, что мне не будет больно, но это уже было в ПОДсознании.

О ребенке

Ну, давайте про ребенка. Ей в марте 1991 года исполнилось 12 лет. В Москве мы пытались как могли поместить девочку в правильную, на наш взгляд, среду. Поэтому была английская школа и были занятиями шахматами во дворце пионеров на Ленинских Горах. Мы туда через весь город мотались на занятия, но оно того стоило. Свой 8-й день рождения она встречала в Питере на турнире. Я с ней всюду по турнирам ездил, потому что дите совсем, а на тренеров в смысле присмотра за детьми положиться нельзя. Я обычно всей команде из 8-ми человек был за няньку. Тренеры партии разбирали, а на мне было накормить и закутать. Если старшим, перворазрядникам и кмс, по 12 лет и они могут не евши сутки ходить, то что от младших ожидать.

Девочка спокойно переносила отсутствие тех или иных благ и никогда не жаловалась и не скулила, просто понимая, что нет и нет, и взяться неоткуда. В этом смысле с ней было легко. С другой стороны, она очень благодарно принимала то, что есть. Я считаю, что нам с ее характером очень повезло.

По приезде ее направили на класс старше, чем должны были бы. Что-то в справках советских напуталось. Из пятого класса московской школы она оказалась в седьмом американской. До конца года была в ESL, а с начала восьмого класса ее перевели в обычный. В Roosevelt Middle School, где она училась в Сан Франциско, не только подавляющее большинство детей, но и учителей тоже – были китайцы. У нее даже английский стал на некоторое время малость писклявым, как бы чирикающим. Набралась от окружающих.

В школе было несколько русских девочек, они подружились и дружат до сих пор. Через пару месяцев я заметил, что, беседуя друг с другом на школьные темы, русские девочки вынужденно переходят на английский, поскольку нет у них них таких реалий с русским словарным запасом для описания оных. Поначалу девочке нашей выдавали бесплатные завтраки в школе. Она их поедала с большим удовольствием. Я не хочу описывать тот кошмар, который поедался в московских школьных столовых, но, поверьте, разница была очень существенная в пользу американских завтраков.

Как-то раз, через несколько месяцев после переезда, она пришла домой и поделилась: вот иду я из школы и думаю – я же не просто иду. Я ПО АМЕРИКАНСКОЙ ЗЕМЛЕ сейчас иду. Мы еще лет 10 потом если не каждый день, до очень часто будем испытывать то же самое чувство.

В Сан Франциско есть одна сильная хай скул на весь город. Называется Lowell High. Туда сложно попасть. Особенно новичку, который просто не имеет досточно времени на получение нужного количества нужных баллов. Нас туда не взяли. Оставалось идти в George Washington High, которая не пользовалась хорошей репутацией, если сказать мягко. Поэтому, наш переезд в Маунтен Вью за неделю до начала 9 класса был для нее просто как благословение свыше. Мы тогда даже не понимали еще что такое Los Altos High – нам просто риалтор, помогавший со съемом квартиры, сказал, что школа хорошая. Из-за этой школы мы и дом купили в Лос Алтос через пару лет чтобы ей оттуда не переводиться. Там на этом месте и живем по сей день.

Я думаю, что она насмотрелась много на родителей подруг и стала гораздо больше ценить своих родителей. Мы довольно легко и без потерь пережили подростковый период.

Закончила она школу, потом закончила Беркли по истории в 2000 году и собралась было веб дизайном заниматься. Но я ее попросил нам в бизнесе помочь и она два года работала у меня рекрутером. Потом закончила в Беркли же Law School. Работает в этой области. Муж, дочь 4 с половиной лет. Это если конспективно. А в подробностях мы еще доберемся.

Первый компьютер и информационный разрыв

Среди подарков по линии Джуйке нам достался настоящий компьютер в самом начале пути. Компьютеру было на тот момент лет 10, наверное. Это был оригинальный ИБМ с дисководом, в который можно было поставить два диска одновременно. Дисков к нему было с десяток. Размер в дюймах не помню уже, но порядка 8-9, не меньше. На двух была операционная система. На остальных прикладной софт. Было нечто вроде Электронных Таблиц – мы в нем приноровились делать резюме. Принтер был игольчатый в метр шириной, печатающий на рулон перфорированной по краям бумаги. Хард-драйва в системе не было и не должно было быть.

Нам это чудо передал приехавший за год до нас парень, которому все это тоже неизвестно от кого перепало. Мы, опять же, передали систему по эстафете через год, когда купили нормальный компьютер. Парень этот нам сказал, что чего-там не очень работает и он так и не смог толком системой этой воспользоваться. Он хотел в Джуйку вернуть обратно, а они его на нас перевели.

Мы ни на что и не надеялись, но был еще ящик с документацией, которую моя жена дотошно изучила и приспособила все это хозяйство к делу. Все-таки, Институт Связи никакими педнауками не перешибешь. На фотке в первой горуппе тех, что я в теме поместил, компьютер этот виден слева сзади.

Самым тяжелым было преодоление информационного разрыва, который по тем временам был обычным делом. Мы не знали практически ничего о новой стране и нашем будущем месте в ней. Тех источников, которые есть сегодня, не было. Были письма от людей, уехавших раньше. Письма читались в компаниях и на вечеринках, обсуждались на кухнях, переписывались и копировались. Были подробнейшие инструкции что везти и что не везти с собой, что отправлять посылками. Были рассказы о жизни тех или иных людей, которых мы знали по институту или по работе. Это все невозможно было на себя предметно примерить в силу какой-то эфемерности, нереальности историй.

Помню, в одном письме парень написал из Сан Диего, что, дословно, «90% соотечественников, которых я тут встречаю, это люди, которым в СССР не подал бы руки». Я эту его фразу, преломленную через мой опыт, интерпретирую так, что и дома и в эмиграции мы живем в очень узком социальном слое. Мой московский круг общения был на 90% сформирован физмат школой и Институтом Связи. Даже само наполнение слова «еврей» в моем доэмиграционном понимании сводилось к людям с высшим образованием, работающим в таких областях как наука, медицина, стоматология, образование, инженерия, бухгалтерия и в этом ключе. Отдельным слоем проходили работники сферы торговли и снабжения. Они тоже есть и они – часть этого понятия. Но и они имеют высшее образование.

В эмиграции мы поначалу пытаемся переносить прежние понятия на новых людей и не получается. Это другой пласт. Не лучше, не хуже – другой. Город, из которого человек приехал, по важности стоит после его принадлежности к твоему социальному слою. И это не только род деятельности и уровень образования. Это и этика, и категории, которыми человек мыслит, его система ценностей. Но дальше идет специфика страны, города. Это тоже участвует с создании комфорного микроклимата, микро среды, в которой тебе хорошо.

У нового эмигранта самая большая проблема – обрести свой микро мир. На это уходят годы, и годы, и годы. Вот это я бы и назвал самым трудным в адаптации на новом месте. Во всяком случае, из нашей адаптации и из того, что приходилось наблюдать вокруг. Надо заново построить мир, который на Родине строился десятилетиями.

Насчет ошибок и потраченного на них зря времени – это естественный ход вещей. Если человек из десяти начинаний преуспел хотя бы в одном, то это очень успешный человек. Нет никакой трагедии в том, чтобы начать что-то и «потерять время зря». Трагедия в том, что человек живет и ничего не делает из боязни, что у него получится. Вот эти – действительно обреченные. И насчет того, что неудача равно потере времени «зря» я не могу согласиться никак. На неудачах успешный человек учится в 10 раз больше, чем на победах. Нет движения вперед без неудач. Их не надо бояться, нужно выходить из них сильнее. Мне очень нравится у Маркса фраза «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым». Не со слезами, а именно смеясь.

Люди, в которых я разочаровался, встречались – я еще расскажу об этом, мы только в начале пути, я еще и Предисловия толком не закончил. Если бы я знал трех человек и в двух разочаровался, то мог бы, наверное, спиться или свихнуться. Но, поскольку я знаю несколько тысяч человек, то на одного такого разочаровывающего у меня найдется несколько десятков других, некоторым участием в жизни которых я горжусь и за которое, надеюсь, мне многое простится.

Отвечая на Ваш вопрос без деталей пока – да, я испытал очень много боли в ситуациях, связанных с другими людьми. В значительной степени это было связано с тем, что я рос в тепличных условиях, созданных старшими поколениями, прошедшими такие чудовищные лишения и страдания, что весь смысл их жизни был в оберегании нас от жизненных трудностей. Эта тепличность мне дорого стоила, но это моя жизнь и я ее ни на что менять не хочу. Моя боль, и радость моя, и судить мне себя самому, и ошибки свои самому исправлять. Жизнь продолжается.

И еще, я, честно сказать, не верю в дорогу без препятствий, ведущую к чему-то большому и светлому. Если препятствий нет на пути, то и путь этот в никуда.

Что могу сказать еще – мы в США стали намного чище и светлее в человеческом отношении. Не помню чтобы я тут кому-то когда бы то ни было позавидовал, например. И мыслями чище, и поступками чище, и к злу нетерпимее, и к себе в нравственном отношении требовательнее. Во время перестройки часто цитировали в СМИ А.П. Чехова из письма к брату Михаилу – мол, надо каждодневно из себя по капле выдавливать раба. Здесь этого не нужно. Рабство вытекает из нас тут само по себе за отсутствием вдавливания.

Как вообще американцы «пахнут» в общественном транспорте

Мой опыт езды в общественном транспорте ограничен первыми месяцами жизни в Сан Франциско. Там народ с утречка шпарит на работу в даунтаун, разодетый. Это очень принято. Действительно, там есть кондиционер и не жарко. Может быть в час пик относительная толкотня, но, не сравнить, конечно, с упакованными под самую завязку московскими автобусами-тролейбусами в час пик.

За пределами часа пик в автобусах ездит самая разная публика, включая если не бездомных, то людей не далеко ушедших от них. Могут припахивать основательно.

У меня есть принцип Exposure, то есть, если есть несколько способов что-то сделать, то надо выбрать тот, которым раньше не пользовался — просто чтобы приобрести новый опыт. И, вот, следуя этому принципу, я отправился на свадьбу (приглашен был свидетелем) в Южную Калифорнию на междугороднем автобусе компании компании Grey Hound. Был в пути часов 12 и насмотрелся массу любопытного. Там народ и водочкой припахивал, и нелегалов полно (их в самолет не пускают), и пара сумасшедщих что-то орала периодически. Нормально, в целом, доехали. Но, обратно уже самолетом.

Farmers Market в Сан Франциско

Рассказывая о впечатлениях первого времени, и особенно, выживания в условиях безденежья, я хочу рассказать о Farmers Market в Сан Франциско. Начнем мы с того, что той части города, где селятся многие наши соотечественники, то есть, в Ричмонде, доминируют количественно китайцы. Поэтому и в школе у дочери была тая среда. Там чисто, спокойно, хорошо, в общем и целом. В Ричмонде почти на каждом квартале, а на улице Клемент так и по 2-3 на квартал расположены ктиайские и вьетнамские овощные магазины. Там все свежее и относительно недорого. Во всяком случае, намного свежее и намного дешевле, чем в больших сетевых супермаркетах.

В таких условиях что можно ожидать от городского «колхозного рынка»? Рынок располагается в самом центре города, практически напротив сити холла. И работает только один день в неделю, в воскресенье, если не ощибаюсь. Там много парковки и вообще просторно. Раскидываются и расставляются брезентовые навесы, расставляются раскладные прилавки и на этом пространстве в серьезной толчее городските массы приходят за свежатинкой. Там есть практически все, что можно найти в овощных магазинах, но, очень свежее, прямо с грядки. Там и мед, и свежевыпеченный хлеб, и свежевыжатые соки, и даже свежая рыба на льду – сегоднящний улов.

Фрукты и овощи заметно дешевле локальных китайских лавок. Для примера: если локально апельсины продаются по 3 фунта за доллар (карайне редко по четыре за доллар), то на рынке за доллар будет пять фунтов. В Сэйфвее – 59 центов за фунт.

В Силиконовой Долине тоже много рынков побольше и поменьше. Тот, что в Маунтен Вью по воскресеньям у станции Калтрейна – пятый в Калифорнии по размерам. Но здесь рынок не дешевый. Он, наоборот, он подороже магазинов, поскольку свежее и, преимущественно, на нем товар органический.

О джинсах и русском магазине в Сан-Франциско

В СССР джинсы были в большом фаворе и делились на три категории:

• импортные (круто – цвет, трутся)
• отечественные (фуфло)
• техасы (вообще не джинсы, так, неприличная стилизация)

Отечественные джинсы появились относительно недавно. Покрой там был неважный, но появилась относительно приличная джинсовая ткань. Раньше и этого не было, только техасы. А техасы для мальчика 10 лет – нормально, а для взрослого парня – это все равно как в тренировочных штанах в колхоз выезжать.

Соответственно, есть цена джинсов импортных (у фарцовщиков) и есть цена отечественных (в магазине). Это понятно и с этим в сознании мы оказываемся сначала в Нью Йорке, а потом и в Сан Франциско.

И тут вылезает на свет божий какая-то явная ерунда. Джинсы одной категории – импортные – продаются в разную цену. Причем, в разную – это мягко сказано. Если на развалах в Манхэттене Джинсы Импортные можно купить за десятку, то, в Сан Франциско мы заходим в специалированный магазин Jeff Jeans, где подрабатывает наша племянница, и там Джинсы Импортные стоят и семьдесят долларов за пару и больше. И народу в магазине полно – смотрят, примеряют. Вот, и пойми их, американцев.

=================
Мы слышали, что хлеб в Америке как вата – в письме каком-то прочитали. И, когда первый раз дошло до покупки хлеба, стали детально изучать предложение. Идешь вдоль довольно длинной полки и на ней множество пакетов с нарезанным хлебом квадратной формы. Чем они отличаются понять невозможно, кроме цены, конечно. Со временем ты узнаешь, что это хлеб для сэндвичей. Такой как мы привыкли, тоже есть, и очень приличный. Поначалу мы этого не знаем и смотрим на тот, что есть на полке. В то время ценник начинался от 59 центов за упаковку. Следующий, справа от него – 61 цент за упаковку. Тут я начинаю тупить – кому, нафиг, нужен этот за 61 цент, если рядом лежит точно такой же (мягкий и квадратный) за 59 центов? Если дойти до концы полки, то там хлеба уже доходят почти до трешки – и они точно такие же квадратные и мягкие.

==================
Один из сюрпризов Америки – дети в публичных местах, в магазинах, не плачут. Ни белые, ни мексиканцы, ни китайцы, ни черные. Спокойно так себя сидят в колясках, на полу в грязи возятся – никто их не одергивает. Если вдруг где-то заорут, то это русские. И если ругаются муж с женой, то это тоже обязательно русские – язык знакомый, не ошибешься.

===================
Постоянно кажется, что встречаешь на улице кого-то из московских знакомых, временами, даже таких, кого давно не видел. Мотаешь головой и внова всматриваешься – БА, да это же китаец – а вылитый слесарь Гоша из третьего ЖЭКа. Знакомые просматриваются в людях абсолютно любых этнических груп – и среди китайцев, и среди афро-американцев тоже. Но это только по первости. Потом этот феномен исчезает.

В Сан Франциско на тот момент был один-единственный русский магазин, на улице Бальбоа. Он не очень большой, но и не крощечный. В нем даже есть мясной отдел и там топором рубят мясо. Мы подходим к прилавку и с интересом рассматриваем что там продается. В то время из СССР завоза не было. Продавали товары похожие на привычные нам по прошлой жизни: брынза из Греции, шоколодно-вафельные тортики из Польше, халву из Болгарии, колбасы копченые из Италии. Из стран средиземноморья были товары. Но, в целом, скудненько, с Нью Йорком не сравнить. Кстати, русские конфеты привозят из Нью Йорка с теми же ностальгическими названиями, но слегка отличной формы – не такие плоские. Они не просто свежее тех, что продавалось в Москве (даже в лучшие годы), они более шоколадные. В «Белочке» целый орешек – не потертый в пыль, а прямо шариком.

Если в Москве у меня раза два в неделю изжога и я глотаю соду в порошке, запивая водой, то в США изжога ушла навеки. Точнее, два раза случилось – один раз купили банку молдавской баклажанной икры (ностальгия замучила), а другой раз поели голубцов в польском ресторане.

Телевидение на русском языке огрничено получасовой программой «Время» на бесплатном International Channel. Там в образовательных целях каждые полчаса идут новости из другой страны – Иран, СССР, Кувейт, Гонконг. По новостям мы соскучились, поскольку привыкли к междунородным, а тут все локальное.

Сезон дождей и подруга дочери из России

В Сан Франциско и в Калифорнии в целом, дожди идут пару месяцев в году — зимой. Водохранилища наполняются и дальше на весь год этого хватает. А в штате не просто 30 с лишним миллионов населения, но и мощнейшее сельское хозяйство, которое тоже водой снабжается.

К моменту нашего приезда уже года 2-3 дождей нет вообще, просто катастрофа. На горнолыжных курортах простой. Мало того, что нового снега нет, так еще и старый подтаивает всерьез, если где был. В новостях каждый выпуск идет с сообщений по пяти-шести главным водохранилищам на каком там уровне вода. Эксперты советуют воду в туалете экономить и не спускать когда по малой нужде, а только если по большой. Разрабатывают планы по урезание водоснабжения плантаций. В этой связи договариваются о завозе апельсинов из Флориды и Израиля. Тема воды — наитрепещущая.

И вдруг, полило!!! КАК ПОЛИЛО!!! Весь штат следит как и где накопилось в водохранилищах. Все это живенько так, с видео-рядом, с комментариями экспертов. Радости было непрерывной несколько месяцев.

Тут дочь, а ей уже лет 14, затосковала по оставшейся в Москве подруге Насте. Той самой, которой было адресовано письмо о подобраных телевизорах. Прямо в Москву требует ее доставить на недельку. Я звоню Настиной маме и говорю, что, давай, мол, мы Настю лучше к нам доставим на неделю-другую. Та говороит, что рада бы, но денег нет. Я взял расход на себя, но оставалась проблема с тем, что подростка, как нам говорили абсолютно все, не пустят в самолет. До этого нам говорили, что ей визу не дадут.

Я написал трогательное письмо в посольство, объясняя ситуацию и под свою личную ответственность взял на себя все обязательства, которые мог придумать. Дали ей визу и в самолет без взрослых пустили. Это уже было году в 1993-ем. Прилетает Настя, и, солидно так рассуждает про Америку. И про Калифорнию, говорит, им тоже рассказывают в английской школе. То есть, она в курсе новостей.

Спрашиваю: что рассказывают про Калифорнию? В Калифорнии, говорит Настя, с водой плохо. Верно, говорю я, и что? Тут она оживляется, поскольку есть возможность показать класс:
— Поэтому, воду экономят. Сначала, когда наливают ванную, в ней купается папа
— Потом купается мама
— Потом в этой воде купают детей
— Потом стирают белье
— А напоследок в ней купают собаку

Мы повезли Настю на 17 Miles Drive — это такое достопримечательное и очень живописное место. Там шикарные гольфовые поля и возле одного из них есть ресторанчик, куда мы зашли перкусить. Взяли в русском стиле — курочку с жареной картошкой, очень приличненько. Да и ресторан далеко не из средненьких, да и место такое. Выходим, покушав, на улицу. Настя с удовлетвореним поглаживает живот со словами: «Хм, общепит, а прилично кормят».

Как Михаил Портнов учил английский язык

Выписывал на карточку слово, с одной строны, перевод с другой. И дальше раз пять-шесть в день эти карточки гонял. Что-то запоминалось уже в момент заполнения карточки, процентов 20%. Еще столько же на запоминалось, что ты с ним не делай. Колода у меня на руках была очень серьезных размеров.

Через недели две наступил ступор и я не мог больше ничего делать — просто перестал на время. Потом ступор прошел и я вернулся к этому занятию. Но, я просто знаю, что у меня память зрительная, иной раз пол страницы текста одним взглядом фотографируется и сидит в сознании какое-то время. А жена, наоборот, у нее все через слух.

О фамилии Портнов

Портнов — по звучанию фамилия русская. Фамилия отца от рождения была Портной, то есть, типично еврейская. Когда полуграмотная сельская девушка иx расписывала в 1947 году, то она не смогла взять женский род от Портной. Вместо Портная, мать оказалась Портнова. Когда дети пошли, то они пошли по фамилии матери. Потом отец, обнаружив, что он один остался со своей фамилией, пошел и изменил ее тоже. В метрике отец — Пинхас. Когда мы все оказались волею судеб с русской фамилией, он официально изменил имя на Петр чтобы нас не светить по поводу и без повода.

Дворкин и курсы

В начале девяностых на русском языке издается только одна газета – «Новая Жизнь». Ее издает Джуйка и рассылает по подписчикам, где-то 6 тысяч тираж, издание осуществляется раз в месяц, одиннадцать месяцев в году. Там вся реклама – курсы и программы Джуйки, русские врачи, пара страховых агентов, несколько американских магазинов, которые рекламируются в русскоязычной газете. Подписка бесплатная, что очень удобно. В редакции три постоянных сотрудника. Они получают немного, но любят свое дело. Плюс, в Джуйке роскошные бенефиты для всей семьи.

Вот, в этой газете, я натыкаюсь на объявление некоего учебного заведения под названием Oxman College. Так, если почитать, то, вроде как переучивают советских инженеров на что-то местное. В том числе, инженеров-электриков, что мне очень подходит. Я позвонил по телефону. Там отвечает человек, по фамилии Дворкин, имени не помню. Предлагает встретиться и поговорить. Мы встречаемся на улице и гуляем по округе. У него коляска с маленьким ребенком, совсем крохой. Оксман – это фамилия молоденькой его супруги. Самому Дворкину под сорок и он тут уже лет 10, инженер, из Киева.

У него школы пока нет, но он хочет ее создать, поэтому дал объявление. Собственно, у него в планах и административные профессии тоже и мой опыт в обучении машинописи ему нравится. Про переучивание инженеров Дворкин говорит разумно – учить прикладным навыкам, делать реальный проект, включать его в резюме. Собственно, так работают многочисленные курсы в Нью Йорке и других местах, где много советских эмигрантов. Мне все это нравится. Мы несколько раз перезваниваемся еще с ним в очень открытой и дружелюбной манере – я интересуюсь как движется проект. Собственно, я уже начал преподавать в паре нон-профитов, но, почему бы не поучить и у Дворкина, а он уверяет, что, вот-вот у него начнется учебный процесс по секретаршам. Учить инженеров он так и не начал.

В какой-то очередной раз я ему позвонил и услышал очень ледяной голос. Если не враждебный, то близко к тому. Я его спрашиваю как продвигается проект и в ответ слышу произнесенную ледяным голосом фразу «Ничем не могу помочь». Самое интересное, что я к нему никогда не набивался – он меня сам приглашал и выражал заинтересованность. Это меня очень удивило. Я попытался спросить что случилось, но ответ был таким же ледяным и таким же идиотским – «ничем не могу помочь». Еще он добавил, что нашел преподавателей-американцев. Слово «американцев» произносится так, что я должен понять, что по сравнению с ними я полное г… просто от того, что они американцы.

Первый штраф и суд за ПДД в США

Ехал я как-то летом 1991 года по городской улице в Сан Франциско. А ехать там, надо сказать, довольно неприятно — полосы узкие и пешеходы снуют туда-сюда вообще не глядя на автомобили. Напряжение очень большое при езде. Да еще много городского транспорта — автобусы, троллейбусы. Перекрестки на очень близком расстоянии друг другу.

Короче, выехал на перекресток в самом начале желтого на светофоре. Но, не тут-то было — уже какая-то девица перебегает передо мной дорогу, не давая уйти с перекрестка. Ушел я с него на красный и тут же меня полицейский прихватил. Я ему резонно говорю, что выехал на желтый. На что он мне не менее резонно говорит, что, мол, в следующий раз как будет желтый тормози. А я бы и затормозил, но боялся встать посреди перекрестка — узко все, тесно. Ну, вышло так. И он мне штраф выписывает в размере долларов 250, но точно не скажу — давно было дело. Сумма для нас просто космическая.

У сестры жены есть книга на этот случай — что и как можно и нужно оспаривать в какой ситуации на дороге. Находим наш случай в книжке — получается, что я не виноват и штраф мне должны снять. Это типичный случай ошибки со стороны полицейского. С этим я и отправляюсь в суд. Там надо сначала подать заявление и они тут же назначают дату суда. На подачу заявления очередь минут на 10. На мне одета куртка телефонной компании местной, кто-то подарил. Стоящий передо мной парень поворачивается, тычет пальцем в куртку и спрашивает работаю ли я в этой телефонной компании. Нет, говорю, не работаю. Перекинулись парой слов. Он дал мне карточку со словами «если работой интересуешься, то позвони».

Я заяву подал, день слушания себе в блокнотик записал и убыл по месту проживания.

Суд выглядел так. Сидит в мантии худосочный афро-американкий человек с вполне приличным лицом, средних лет. Все идет по шагам:
1. Вопрос в зал, а там человек 70, «кто хочет пойти в трафик скул (отмывать нарушение)» — половина зала встает и регистрируется у секретаря.
2. Кто считает, что его оштрафали неподелу? — эти должны будут за рассмотрение кейса заплатиь сбор долларов 30. Судья начинает смотреть на кого у него из полиции есть объяснение ситуации. На половину ничего не пришло — им все прощают, кейс закрывают, они уходят. Но, это не мой случай.
3. Остальные с судьей по одному беседуют. У меня картинка нарисована как все было. Судья с симпатией слушает и говорит: Ну, ладно, заплатишь половину штрафа. У меня глаза на лоб — за что, говорю, половину, если я вообще не виноват и, вот, в книжке написано. Он тоже не понимает. Смотрит на меня — так, тебе, же говорит я половину скостил. Меньше никак не могу.

Меньше всего на свете суд имеет отношение к выяснению кто прав — кто нет, и к справедливости в целом. Но, по самому факту обращения в суд, скидывают со штрафа, даже если реально виновен. Те, кто набезобразничал, уходят с половиной штрафа очень довольные.

Знакомство с сетевым маркетингом

А я тому парню, что телефон оставил позвонил по поводу работы. Он сказал, что подъедет к нам с женой. Ну, и приехали они вдвоем. У них с собой коробка с разным товаром, каталогами, разговорами и презентацией. Мы тогда ни про Амвей (они оттуда), ни про сетевой маркетинг слыхом не слыхивали. Но послушали внимательно. Это не то, что нам сейчас нужно — устойчивый заработок. Да и не знаем мы толком никого кому такое можно предложить. Самое главное, что все те товары, которые у них там в каталоге — стиральный порошок, зубная паста, еще всякая всячина — мы это все намного дешевле покупаем. Наверное, как я сейчас понимаю, качество пасты и порошка были несопоставимые, но нам в то время было совершенно не до этого. Джинсы — импортные. Паста для зубов. Порошок для стирки. Что там за различия в брендах понять мы не могли при всем желании. А, уж, переплачивать за один бренд против другого — вообще бессмыслица.

Главным нашим местом для покупок в то время был магазин Canned Food в центре Сан Франциско, на Харрисон. Гигантского размера сарай с товарами как продовольственными, так и со всеми остальными. По-русски там если не каждый второй из покупателей разговаривал, то каждый третий-четвертый. Сейчас этот магазин называется Grocery Outlet. Такие есть и в Долине парочка, и в Беркли.

Там продают то, от чего большие и небольшие магазины хотят избавиться. Цены более, чем хорошие — цены просто сказочные. Например, дорогое мороженое в виде с понтом шоколадных конфет, которое так стоит 3-4 доллара за небольшую коробку, там стоит полтора. Начав там покупать, ты уже многие товары вообще нигде больше покупать не захочешь — и пасту, и бумажные полотенца, и горошек-кукурузу-оливки, пищевые масла, вина. Я до недавнего времени мог заехать в такой магазин в 20 минутах от нашего офиса, в Редвуд Сити, купить вина. Там вино, которое всюду стоит по 30 долларов бутылка, отдают по 7-8 долларов. В те годы мы платили по доллару за бутылку, которая стоит 4-5 в других местах.

Имея опыт покупок в Canned Food мы никак не могли врубиться в концепцию покупки по каталогу аналогичных по наименованию товаров за вдвое-втрое большую цену.

Но, благодаря истории со штрафом на дороге, состоялось наше первое знакомство с сетевым маркетингом. Мы поблагодарил семейную пару, но сказали, что не сможем присоединиться. Просто ищем нормальную работу. А ребята были симпатичные, наших лет. Очень приличные, объясняли что к чему без перебора и без давления.

Примерно в это же время мы попадаем в небычную историю. Жена находит объявление о найме и мы туда едем. Дело происходит в гостинице, большой зал на 500-600 человек. В то время под объявление о найме можно легко собрать и больше, в принципе. Некая COPA Corporation. Рассказывают, что они из Флориды расширяются на Калифорнию. А занимаются тем, что продают пенсионные планы для Hardworking Americans. На комиссионных. Некоторое сочетание сетевого маркетинга (шум, тарабам, восторги) и страхового-финансового бизнеса. Вполне возможно, что полное кидалово – не могу судить. Мы тогда мало чего поняли из всех этих разговоров, но поняли, что будут обучать, назначать апойнтменты будут, а там надо произносить презентацию, которой они тоже учат. И поняли, что супругу мою они приняли в команду (врядли они кому-то отказывали, как я сейчас понимаю).

Жена загорелась и несколько раз ходила на тренинги, но облом произошел в том, что она не могла заучить их презентацию. Там не только текст был довольно большой, но и выражение надо было правильное отработать. Оказалось очень стрессово, но ей в плане английского был хороший толчок, а нам вместе некоторый опыт чего на свете бывает.

Вид на перестройку из США

Из событий 1991 года надо рассказать про ГКЧП с американской стороны. К Горби в общем и в целом в Америке было отношение как к хорошему парню. От холодной войны все устали и радовались переменам.

Те три дня, что была в Москве суматоха с переворотом, тут по телевидению не показывали практически ничего, кроме трансляции с московских площадей, перебиваемых репортажами от московских корреспондентов и местных комментаторов и обозревателей. Уровень сочувствия и сопереживания вокруг был невороятной высоким, разве что, заплаканых глаз не было.

Мы открыли тогда для себя еще одну грань Америки, довольно неожиданную. После 60 лет конфронтации переживали как за самых близких. Я как раз накануне свел бодрого американца-пенсионера со знакомым кооператором в Москве. Американец собирался в кооперативе преподавать английский. По телевизору танки показывают у Белого Дома, а он звонит и спрашивает – Майкл, я же тут не причем, я же все равно могу поехать? Как ты думаешь? Кстати, уехал, женился там. Хороший мужик, интеллигентный и неравнодушный.

На улице к нам много внимания. Иногда необычного. Подходит паренек, спрашивает откуда мы. Отвечаем. Протягивает руку и говорит по-русски с сильным акцентом «Здравствуйте, товарищ».

Шли мы с женой на второй день после приезда по даунтауну с картой города, пытаясь найти какое-то учереждение. Видно очень стрессовые были лица. Навстречу нам идет громадный афро-американец. Подойдя поближе он на нас смотрит и говорит: Smile!!!

Мужчина постарше на улице спрашивает откуда мы. Говорим, что из Раши. На что получаем одобрительное c пониманием: Oh!!! Russia is a very good country to be FROM!!!

Нам казалось, когда мы собирали вещи и садились в самолет, что мы по горящему мосту уезжаем и что он вот-вот за нами обвалится. Ничего подобного. Люди, приезжающие через 3-4 месяца после нас, в марте-апреле 1991-го, смотрят на нас как на свалившихся с Луны – мы ВООБЩЕ ничего про СССР не знаем – мы не застали повышение цен.

У нас есть автомобиль и мы выбираемся на какое-то озеро в лесу. Ставим машину и выходим на поляну. У входа на тропу щит с объявлениями, который напоминает прошлую жизнь. У нас в Москве было два хороших приятеля. У дного фамилия Байкин, у Другого — Хайкин. А на щите написано: No Biking, No Hiking

Компьютер за 1000 $

В первые же пару недель по приезду в Сан Франциско, нас посещают 3-4 небольших делегации совершенно незнакомых людей, узнавших, что приехали новички. Они по совокупности надарили нам мешков пять одежды. Не пакетов, и не больших пакетов, а именно мешков. Мы с удивлением перебрали содержимое. В основном размер был не наш. Ну, может, пару вещей взяли. Да мы и не то чтобы совсем раздетые. А мешки-то место занимают. Теперь я понимаю, что они просто хотели от одежки этой избавиться.

Как машина появилась, я их в Джуйку и отвез, отдал в donation. Там меня попросили какую-то карточку заполнить. С тех пор нам стали приходить по почте просьбы о пожертвованиях в пользу Джуйки. Мы веселились от этого невероятно.

Под самый Новый 1992 Год родители жены нам дали штуку на покупку компьютера. В те годы было очень много вьетнамских и китайских мастерских, где недорого собирали всякие конфигурации. За 1000 долларов у нас появиласт система с 80 мегабайтами хард-драйвом, под Windows 3.1. Знакомый программист нас ругает как беспредельщиков со словами «нормальным людям больше 40 мегабайт хард-драйв не нужен». Еще в это же самое время мы купили свой первый видяк Funai за 180 долларов. Стали обрастать барахлом.

На этом мы расстаемся с 1991-м годом, нашим первым годом жизни в США. Было трудно и радостно одновременно.

Бунты в США и подача заявления на Грин карту

Папа-Буш не был плохим президентом. И даже экономика при нем была не настолько плоха чтобы менять коней на переправе. Но ему не хватало душевности, харизмы. Говорит об экономике, о том, что трудности преодолеваются, но, тем кто в беде, ни капли сочувствия от него нет — даже в голосе, даже в выражении лица. Конечно, Клинтон в этом смысле намного ярче. Папе-Бушу не помогла даже успешная, практически без потерь, кампания в Ираке. Многие недоумевали почему не сместили Саддама и не добили сам режим, но, по большому счету, для американцев дела домашние на первом месте.

В 1992 году набирает серьезные обороты выборная кампания. Самые дискутируемые темы — геи в армии, реформа здравоохранения, аборты. Ну, и экономика, естественно.

Некоторая доля голосов у республиканцев приходит от крайне правых. Прокатилась волна убийства чокнутыми религиозными фанатами врачей, выполняющих аборты. По телевизору показывают ограждения вокруг госпиталей, врачей, выводимых с работы под охраной мимо толпы беснующихся озверевщих религиозных фанатов. Страна вздрогнула — республиканцам придется с ними рассчитываться за победу. Пусть не самой сахарной косточкой, пусть хрящиками — но кому с отморозками по пути?

Летом целую неделю идет бунт в Лос Анжелесе (http://en.wikipedia.org/wiki/Los_Angeles_riots). Погибло порядка 50 человек. Грабят магазины. Автобусы с революционно настроенными бандитами идут поднимать Сан Франциско — их перехватывают по дороге и разворачивают. Ограничилось десятком побитых витрин.

Причина бунта — «социально несправедливое» решение суда, оправдавшее 4-х белых полицейских, избивших черного. Избиение было случайно снято на видеокамеру и небольшая часть 10-минутного сюжета пошла на телевидение. Нацменьшинства требовали наказать расистов-полицейских. Мексиканцы и афроамериканцы громили магазины в том районе, где они сами живут. Но, в нищих кварталах Лос Анжелеса мелкий бизнес в руках корейцев и других азиатов. На бизнес в приличном районе у них денег нет.

Помимо высянения отношений между белыми и черными, начинается бодяга между черными и корейцами. А я как раз в это время работаю в Корейском Центре и выслушиваю Доктора Чен и других сотрудников по этому вопросу. Мордобой и смертоубийство на улицах снимаются на видео с вертолетов. Кое-что идет по телевидению. Например, хорошо помню кадры с вертолета — на плоской крыше магазина прохаживаются 3-4 аккуратных корейца с ручными пулеметами на перевес. Корейцы — молодцы, сорганизовали самооборону. Национальная гвардия входит в город для наведения порядка, кладет наповал с десяток гражданских. Сотни раненых. По телевизору показывают каких-то до тошноты отвратительных «официальных» черных, из борцов за права. Они негодуют. Называют грабежи и убийства ответом афро-американской комьюнити на несправедливость общества.

Через несколько месяцев выборы. Мы в них пока не участвуем.

Ровно через год после приезда мы подали на гринкарту, тут же прошли интервью, и через 2 месяца получили сами карточки по почте.

Работа в Корейском центре

Работа в Корейском Центре ставит меня как бы в эпицентр русской жизни — через мой класс по машинописи проходит много новичков. Мы начинаем обрастать знакомыми. У всех примерно одни и те же проблемы. У кого-то уже есть и решения. Я их свожу друг с другом на предмет обмена опытом, сам довольно много полезной информации начинаю в голове держать. Что всех волнует?

Где как и на чем можно сэкономить. Тут, если ты приезжаешь к устроенной родне, то они толком не подскажут — сами не в курсе. Как вызвать родственников — в этом деле есть тонкости. Вообще, прелесть беженской программы в том, что мы можем, буквально, сойдя с трапа самолета, вызывать родственников. В нашей собственной цепочке со временем уже человек 20. Один за другим, пласт за пластом. Многих из них я и в жизни никогда не встречал, не доводилось.

У нас уже есть с кем куда-то поехать. Есть к кому пойти в гости. Новички тянутся друг к другу и стремятся создать новый круг знакомств. Это не просто. Очень много потеряных людей. Если не совершенно сумасшедших, то явно с проблемами. Стресс чудовищный — ни языка, ни работы, ни денег. Начинаются проблемы в семьях. И с супругами и с детьми тоже — авторитет кормильца и хозяина жизни надо зарабатывать снова, но непонятно как. Крики, ссоры, скандалы, разводы — этого добра сплошь и рядом в неустроенных семьях.

Были натуральные зомби, повторявшие на вопрос как с работой, глядя в одну точку, с выражением лица как у муджахеда перед подрывом себя динамитом, я-инженер, я-главный инженер, я-главный энергетик, я-физик теоретик. Количество бывших главных инженеров и энергетиков превышало все допустимые экологические нормы.

Я работаю в двух местах, и это лучше, чем вообще не работать, конечно. Но есть проблемы:

• всего 25 часов в неделю, не сорок
• если семестры совпадут по времени в обоих местах, то придется один оставить. Пока что, у меня в одном устром, в другом после обеда. А если меня в одну и ту же смену поставят? И эти проблемы с расписанием возникают три раза в год, поскольку в году три семестра.
• все это бюджетные программы, финансирование обрезают, кризис на дворе. В любой момент любая из моих работ, а то и обе сразу, могут закончиться. И никто не знает есть ли деньги на следующий квартал.

Так что, надо искать что-то постабильнее, понадежнее. И тут мой взор упирается в открытую позицию социального работника в Jewish Vocational Services. И описание прямо под меня, и требования все налицо. Во всяком случае, мне так казалось в тот момент. Там платят что-то 24 тысячи в год, отпуска, бенефиты, и всякое такое, что пока даже и не очень понятно что это.

Мы позвонили старой знакомой по встрече Пасовера и она походатайствовала — меня вызвали на интервью. Наверное, как я сейчас понимаю, для их команды я был слишком неамериканский, сырой совсем. И шансов у меня реально на эту позицию не было. Но, со мной очень вежливо поговорила приятная женщина лет сорока. Конечно, сочетание условий было для них совершенно проигрышным. Они не могли справиться с задачей. Если бы нас было меньше раз в десять, а экономика вела бы себя хорошо, то они бы новичков просто по своему активу раскидали, как 10 лет назад, по владельцам мелкого бизнеса — в кочегарку, на уборку, на мытье посуды. Но все наоборот нынче — наплыв есть, а экономики нет.

Ну, и получается так в их сознании, что эмигрант нынче плохонький — не тянет, не ценит, не понимает, не старается. Вот, позапишутся на все программы, которые в списке есть, а как до дела доходит, так никому, оказывается, не нужно. Их поосылают сортир в госпитале мыть — 6 долларов в час со всеми бенефитами, а они говорят — я-инженер, сортир мыть не хочу. А какой он инженер? Приедут из стран третьего мира, и все инженеры, понимаешь.

Самое главное, что до меня начинает доходить, это то, что так жить нельзя. То есть, даже 24 тысячи в год — это тоже не жизнь, даже если они стабильны. То есть, как промежуточный вариант, конечно, не вопрос. Но это совершенно не то, к чему я внутренне стремлюсь. Причем, к чему стремлюсь — сам сказать не могу. Но уже понимаю, что не это.

Когда я вижу, что у человека в голове явно завиральная идея и он ей полностью поглощен, то самое лучшее, что я могу ему пожелать — это чтобы идея успешно осуществилась. Тогда человек от нее освободится и будет готов к новому витку. В противном случае, он, вместо того, чтобы родоваться жизни, будет переживать, что не состоялся в том, что для него важно.

Мигрантские анекдоты

Находясь в эпицентре новой беженской тусовки Корейского Цетра, я впитываю истории, расказанные студентами и просто анекдоты. Да и в самой классной комнате бывают забавные эпизоды.

Вы только представить себе: сижу в кресле у стоматолога, а она мне говорит «пациент, не мувайте губами»

На ступеньках Chase Manhattan Bank сидит одессит и продает семечки стаканом из мешка. Подходит знакомый и просит одолжить 20 долларов. Тот ему отвечает — я бы рад, но не могу. У меня agreement с банком. Они не продают семечки, а я не даю деньги в долг.

Приходит учиться девушка лет 25-ти. Она кореянка, но выросла в Питере — по корейски не говорит, а так, чисто внешне, вполне сливается с местными кореянками. Сидит она за пишмашиной и делает упражнение. Приходит русский парень лет двадцати, рассеяный малость. Плюхается на стол рядом с ней. Я прохожу мимо и мы с девушкой парой фраз перекидываемся по-русски. Смотрю на паренька — у него глаза вылезли из орбит, он пытается что-то сказать, но потерял дар речи. Только руками туда-сюда водит, выражая полное недумение.

Классика неизвестного происхождения: в магазине продавец спрашивает покупателя — Вам сыр писом? Или послайсать?

— Как там в Америке? Вроде рецессия?
— Пока тут есть такие помойки — жить можно!!!

Как там Ваш племяник? Устроился? Или все еще работает?

Рассказ только что приехавшей женщины об интервью на позицию продавца в дорогом магазине:
— подводят меня к менеджеру-китаянке. Она как на меня глаза подняла — аж, в лице потемнела
— Почему?
— Чего же ты не понимаешь? Она как увидела меня, так сразу поняла, что через три месяца я здесь буду менеджером.

Из беседы новичка с бывалым, оценивающим его резюме:
— резюме у Вас в целом неплохое. Но, понимаете, тут не хватает того, что называется American Experience
— Так где же взять Экспириенс — мы же только приехали?
— Ну, Экспириенс приходит с опытом (крылатая была фраза много лет)

Гоша и программирование на Си

Катализатором перемен в нашей жизни стал близкий приятель по московской жизни, назовем его Гоша. Мы познакомились в то время, когда я, работая в ЦКБ МИнистерства Связи СССР, учился заочно на матфаке Калининского (ныне Тверского) Госуниверситета. Там было много москвичей и среди студентов и среди преподавателей. От Ленинградского вокзала на электричке до Калинина менее двух с половиной часов. Я дома готовился, а раз в месяц приезжал и сдавал экзамены по субботам. В этот день на каждой кафедре был дежурный преподаватель, который мог принять экзамен. И еще два раза в год я брал отпуск на дней 10 и участвовал в установочной сессии — это когда начитывают курс лекций на последующий семестр.

Вот там я с Гошей и познакомился. Он перевелся из какого-то московского ВУЗа. Мы проводили замечательно время и в Калинине и в электричках. Потом стали и в Москве дружить. Я был лет на пять старше и уже работал в КБ. Гоша работал программистом рублей за 80-85 в месяц и комплексовал, что «кто мне без высшего образования даст больше?» Я на него в этом тезисе наехал конкретно и привел его к нам в КБ, где ему сразу предложили 130 рублей, но Гоша к нам не пошел — не нравилось ему чем там у нас этот отдел занимался. Но идею он ухватил и тут же нашел себе что-то по душе и на нормальные деньги.

Когда мы приехали в Сан Франциско, Гоша жил в Долине уже около года, работал программистом. Через несколько месяцев к нему приехала жена с ребенком и они поселились в Саннивейле, где мы их иногда навещали. А они нас в Сан Франциско. Очень здорово, когда есть рядом близкие люди из прошлой жизни.

Гоша, глядя на мои переживания по поводу работы и будущего, просто дал мне книжку по программированию на Си и сказал, что с работой проблем не будет. Он же мне установил на компе его под ДОСом. Я начал изучать Си. Клик был даже не от того, что я когда-то разрабатывал цифровое железо, а от того, что, занимаясь методами быстрого обучения, мне пришлось запрограммировать обучающую программу на Электронгке Д3-28 — сначала в 16ричных кодах, а потом на псевдо-ассемблере. Си на меня снизошел как манна небесная, как Божья благодать. Я пребывал в неописуемом восторге, но как с этого работу получить мне было непонятно.

Гоша перекинулся на работе обо мне с начальством, и начальство захотело поговорить. Компания была человек 25-30 инженеров и еще много других специалистов. Президент — китаец, закончивший физфак МГУ в начале 60-х, когда еще была дружба СССР с Китаем. С симпатией относился к выходцам из СССР. Предложили мне поработать тестером. Я сказал, что не знаю, что они имеют ввиду, но охотно сделаю что смогу. Гоша и сам не знал, что в компании есть тестеры. Положили мне 1000 долларов в месяц как бы стипендию или интерншип на три месяца — дальше, мол, посмотрим. Было это в понедельник. Офис находится на другом берегу залива, в Нью Арк.

Накануне в пятницу жена получила офер от консалтинга на проект в Госпитале Стэнфорского Университета — годовой контракт, 35 тысяч в год. Это больше, чем мы вместе зарабатывали. Нужно переобучить несколько тысяч медсестер на новую информационную систему, внедряемую госпиталем. А госпиталь с понтами, им непременно PhD подавай на эту позицию. А у нее как раз было при себе, и именно PhD.

10 августа 1992 года я вышел на работу. Остро встал вопрос о переезде из Сан Франциско поближе к Стэнфорду — жена пока еще не имеет машины, да и опыта вождения у нее нет.

Эти два офера на нас упали в крайне критичный момент, когда я уже с комом в горле примеривал на нас в уме велферные бенефиты. Оба моих контракта иссякли и денег там больше не было — кончилось финансирование. Ровно то же самое произошло и у жены. Мы оба оказались на улице одновременно. Я не хочу сейчас сильно вдаваться в то как тяжко было нам пару месяцев перед этим, когда уже было ясно, что идет к сокращению, но никто нас всерьез не воспринимал. Ни меня, ни жену.

Мы еще не стали американскими чебурашками, которым норовит подать лапу каждая дворняжка. Мы оставались странными безымянными совками, к которым на джоб маркете никто не подходил. Перелом наступил в августе 1992 года.

Первая работа тестером программного обеспечения

Мой рабочий день начинался в половину девятого утра — отвезу ребенка в школу, и оттуда на работу. Поскольку срок мне был дан всего 3 месяца, то я как мог старался побольше узнать за это время. Программисты обычно собирались в офисе между 10:30 и 11 утра. Но уже и сидели легко до 9 и до 10 вечера. Для меня было вполне обычным уходить домой и в 9, и в 10, и в 11 вечера. Учился я ремеслу путем бросания на глубокое место с последующим выплыванием. Был менеджер — Раджеш, пухлый добродушный индус, который, объясняя что-то, все время приговаривал «don’t get confused». Он был первым человеком, научившим меня, что индийскую еду я есть не хочу. То есть, он все время предлагал и угощал из коробок, что ему делала жена. Но я методом проб и ошибок понял, что надо такого сторониться. Вообще, в то время индусов вокруг практичекси не было — не завозили. Во всяком случае, в АйТи не было.

Начальство мне выделило 100 долларов на покупки литературы по тестированию. Я отнесся ответственно и провел часа три в легендарном по тем временам книжном магазине Computer Literacy Bookstore. Их было три на всю Долину. Один на кэмпусе компании Эппл. Туда я и отправился. Официальная реклама магазина утверждала, что на полках его есть все до единой книги, издававшиеся когда либо по компьютерной тематике.

Книг по тестированию было десятка полтора. Я их все подгреб и уселся на полу среди других книгочеев. Были отобраны в соотвествии с бюджетом три книги. Остальные мне показались либо устаревшими, либо чрезмерно академичными — навроде диссертации.

Тестируемый (и разрабатываемый, конечно) в компании продукт бегал на Виндоус 3.1 и представлял собой очень симпатичный Workflow Management Application, для бизнесов, client-server, все как положено. Поэтому, одна из трех отобранных мной книг была майкрософтовским пособием по стандартам Windows Graphic-User Interface. Книга была написана для программистов о том как должны внешне выглядеть продукты, написанные для работы под Виондоус. У Эппла, кстати, есть такая же книга для Макинтош, но мне в тот момент было никчему. Еще одна книга была ранним изданием Канера со товарищи — Testing Computer Software.

Вообще, неприятность ситуации состояла в том, что тестеров вокруг не было. Я обзвонил с пяток знакомых программистов чтобы свели с их тестерами, но мне все они пальцем у виска только крутили типа я с луны свалился. Ну, сам подумай, говорили мне. Мы же пишем софт, и часть нашей работы состоит в том, чтобы убедиться, что он нормально работает. Тестеры нам для этого не нужны.

Я пошел с этим вопросом к VP of Engineering, жизнерадостному, доброму и очень умному мужику, большому теоретику (он сирийский армянин) — типа, что за профессия такая? Какие перспективы? Он мне отвечает дословно так: «Если ты у нас проработаешь лет пять и все будет нормально, то можешь выйти на уровень 40 тысяч в год». А в компании кроме меня и Гоши еще человека 3-4 русских программистов и они слышат это разговор, ржут, и говорят мне чтобы я его не слушал, потому, что за такую лажу так много не платят.

Эти ребята (лет 26-28) с 4-5 годами опыта, в основном советского получали тогда тысяч 42-48 в год. Через несколько месяцев наняли еще одного русского, который получал 62 тысячи. Ему было сорок и он был кандидат наук. Но он такой был один.

Еще один VP принес мне в первый же коробку с только что вышедшим в свет Microsoft Test 1.0 — это инструмент для автоматизации тестирования. Смысл его и других похожих инструментов в том, что я могу все свои действия описать скриптом и он будет за меня это делать столько раз, сколько я нажму кнопку запуска. Скорость колоссальная. То, на что тестеру нужен час, эта штука сделает за минуту и с гораздо более высоким качеством исполнения — не отвлекаясь и не нарушая процедур.

Книгу по интерфейсу я читал недели две. Не именно читал, но подробно препарировал фразу за фразой и применял к нашему продукту. Ни в какие баг рипорты эта махина не вмещалась, поскольку весь продукт был разработан с грубейшими нарушениями абсолютно всего, что можно нарушить. Программисты просто не знали о существовании стандарта. Я написал отчет — параграф за параграфом, принцип за принципом. В компании возник не то, чтобы именно переполох, но серьезная дискуссия о том насколько мы вообще хотим быть связаны каким-то стандартом. Пришли к тому, что стандарты надо уважать.

Автоматизацию я тоже начал потихоньку осваивать, благо, что плана нет и мне Microsoft Test дали больше как игрушку. Но я с ним освоился и начал делать скрипты для автоматизации. Программирования я никогда как науку не изучал, разве что в физмат школе — под Алгол и Фортран. Но, как элетронщик что угодно могу закодировать и оно будет работать. Вот, так и скрипты мои, может, у кого от них ржачка начнется до икоты, а бегали нормально. Язык в Microsoft Test — урезанная версия Вижуал Бэйсика с дополнительными библиотеками для удобного манипулирования элементами интерфейса — менюшками, кнопками, текст боксами. Именно работа в этой компании создала все 100% понимания профессии и будущего учебного плана школы тестеров.

Через 2 с половиной месяца меня перевели в штат с зарплатой в 28 тысяч в год и мединской страховкой. На пару с женой мы в конце 1992 года зарабатывали 63 тысячи долларов и я с недоумением спрашивал себя куда можно потратить столько денег и нужно ли нам больше с учетом покрытия разумных потребностей семьи.

О коллективе

В свои 36 лет я в этой компании по возрасту уступаю только высшему руководству. Еще среди русских программист есть парень из Одессы (остальные — москвичи), он меня на пару лет старше. То есть, я, с одной стороны самый начинающий, с другой – самый велековозрастный. Ну, то есть, типа недоросль, натурально. Не самое комфорное положение, но до комфорта ли мне когда надо кушать каждый день и, желательно, 4-5 раз.

В этническом отношении программисты есть – американцы, русские, и китайцы. Русские и китайцы малость наглеют и в кафетерии садятся вместе и разговаривают громко на своих языках. Я вижу, что американцам это не очень нравится, они, как бы малось в изоляции оказываются.

Отношение к ошибкам, когда мы отправляем рипорты тоже отличается. Американцы просто смотрят на техническую проблему и ее решают, ни в каком виде на себя лично не принимают. Русские чувствуют себя как-бы немного задетыми, что у них не идеальный код. Китайцы, когда к ним случайно (а это бывает) менеджер отбросит на починку чужую ошибку, чинят чужую вместо того, чтобы сказать. Что это к нему попало по ощибке. Им неловко лишний раз беспокоить начальство.

Компания находится в среднего размера двухэтажном здании у самого 880го хайвея. Между зданием и хайвеем метров 30 полоса обнаженного грунта, что очень редко для Калифорнии, даже без травки. Потом сетка металлическая натянута, а за ней уже большой и шумный хайвей. Между нашим зданием и металлической сеткой иногда пробегают ленивые жирные кролики. Откуда? Куда? Как-то раз был дождь и полоса грунта превратилась в грязное коричневое месиво. Я минут пять смотрел на это месиво в окно кафетерия (столовой) с мыслью о дежавю. Где я это видел раньше? Потом в вспомнил – в Москве!!! Откуда-то из глубин подсознания подкралась ностальгия. Но не надолго.

Все русские знают кто из нас сколько зарабатывает. Не то, чтобы это имело какое-то значение, но и мне скрывать неудобно, раз, уж, мне про других тоже сказано. Про свою зарплату, по американскому стандарту, надо помалкивать. Если ко мне, как менеджеру, придет Джим и скажет «почему это Билл получает больше меня?», то проблема у меня теперь и со cклочником Джимом, и с дурачком-болтуном Биллом.

Но, в эмиграции у новичков к зарплатам интерес особый – они хотят понимать насколько адекватно оплачивается их работа, не время ли поискать другую. Я в 1997 году на эту тему статью написал. Помещу ее ниже отдельным сообщением для порядка.

СКОЛЬКО ВЫ ЗАРАБАТЫВАЕТЕ?

Они встретились в тот же день, когда он вышел на новую работу. Она уже проработала в этой компании больше года — сначала работала по контракту а потом получила постоянную работу. Оба в разное время учились в моей школе. Она спросила: «Ты сколько получаешь?». «35 долларов в час» — сказал он, — «а ты?». Она посмотрела на него укоризненно и сказала — «Ты знаешь, такие вопросы задавать неприлично». Он так и остался в неведении.

Вопрос о зарплате является подчас очень деликатным, особенно если он задан человеком, с которым Вы мало знакомы. Зачастую, Вы не хотите говорить на эту тему именно с тем, кого Вы знаете достаточно хорошо.

С другой стороны, вопрос о зарплате неизбежен, когда Вы ищете работу. Его зададут вли в отделе кадров или в агентстве, помогающем Вам в поиске работы. Вопрос о зарплате может встретиться в многочисленных анкетах, которые приходится заполнять по поводу и без повода. Задавая такой вопрос, или отвечая на него, надо хорошо ориентироваться в некоторых как общих, так и частных обстоятельствах, чтобы не попасть впросак.

Сначала поговорим вопросе, исходищем от частного лица. Здесь можно выделить две принципиально разные ситуации. Есть простое любопытство. Т.е. человеку нечем заняться и он ищет факты которыми можно козырнуть перед не менее занятыми людьми во время очередной партии в домино. Возможность такого использования полученной информации крайне велика. Поэтому, задавая всуе вопрос о зарплате, Вы рискуете не только не получить ответ, но и приобрести репутацию неделикатного человека, от которого лучше держаться подальше.

Есть и другая ситуация. Человек приехал и начал работать относительно недавно. Для него исключительно важно понять насколько правильно он ориентируется в окружающем мире. Может быть ему катастрофически недоплачивают и надо срочно искать другую работу? Или наоборот — надо двумя руками держаться за ту работу которая есть? Другой вариант — человек хочет сменить профессию. Очень важно представлять на какую зарплату можно рассчитывать на первой работе и какие возможности ее роста на преспективу. В такой ситуации совершенно безобидно прозвучит вопрос «Скажите пожалуста, будучи специалистом в данной области, как Вы оцениваете перспективы человека, который хочет освоить эту специальность, включая заработную плату, конечно?»

Если вопрос поставлен таким образом, то Вы можете услышать именно то, что Вас итересует. При этом, могут быть привлечены десятки конкретных цифр, случаев из жизни, может быть и из практики того, кому Вы задали этот вопрос — он не ожидает подвоха и не опасается, что Вы используете полученную информацию ему во вред. Желание помочь другим людям является очень естественным для подавляющего большинства из нас. Точно так же, как и нежелание оказаться объектом внимания досужих, а нередко и недоброжелательных, болтунов.

Теперь рассмотрим несколько ситуаций, когда вопрос о зарплате задается должностным лицом. Если речь идет о найме, то Вас могут и должны спрашивать о том, сколько Вы хотите получать, а не о том сколько вы получаете или получали на последней работе. Нередко, особенно в анкетах, спрашивают не только о Вашей нынешней зарплате, но и о зарплате на всех предыдущих работах. Предоставляя такую информацию вы рискуете. У иммигранта зарплата растет довольно быстро. В частности из-за того, что многим приходится начинать с очень «низкого старта». Те, кто принимает решение о найме имеют свои представления о том как быстро может расти оплата труда. И эти представления могут резко расходиться с Вашими. Игнорируйте эту позицию в анкетах, т.е. просто ничего не пишите. Если вопрос задан по ходу разговора, скажите, что исходя из Вашей квалификации, и с учетом того, что Вы получали раньше, Вы претендуете в настоящее время на такую-то денежную компенсацию.

Очень важно понимать, что когда о Вас наводят справки на предыдущем месте работы, то вопрос об оплате является незаконным. Мне приходилось давать референсы сотни раз и только однажды был задан вопрос о зарплате работника. Причем ответ, что такая информация является конфиденциальной не вызвал ни малейшего протеста со стороны вопрошавшего.

Есть ситуация, в которой Вы должны четко заявить сколько Вы хотите зарабатывать. Если Вам позвонил рекрутер (сотрудник employment agency) и по ходу разговора задал такой вопрос, то Вы будете выглядеть по меньшей мере странно с ответам типа «I am open». В общем случае рекрутер является лицом заинтересованным, причем, на Вашей стороне. Чем больше Вы получите — тем выше его комиссионные. Но Вы должны определить низшую границу того, что Вы согласитесь принять. В противнои случае рекрутер потратит время зря пытаясь «сосватать» Вас на работу, которая Вас не устраивает.

Иногда рекрутер пытается убедить Вас в том, что Ваши требования слегка завышены. Вам могут, например, задать вопрос — «Вы получали на прошлой работе $20 в час. Вы получали эти деньги как W2 employee или как 1099?». Новичка такой вопрос можеи поставить в тупик. О чем собственно речь?

Дело в том, что постоянные и большинство временных сотрудников в конце года получат от нанимателя налоговую форму W2. Если Вы получили эту форму — значит часть Ваших налогов уже выплачена Вашим работодателем. Если Вы получили форму 1099 — значит Вы должны сами заплатить эти налоги (о том как и когда это делать лучше поговорить со специалистом). С точки зрения рекрутера, если Вам заплатили $20 в час с формой 1099, то это примерно эквивалентно $18 c формой W2. Таким образом он может попытаться предложить Вам чуть меньше. (В реальной жизни это не совсем так, потому что форма 1099 позволяет списывать различные расходы, но на эту тему, опять же, лучше проконсультироваться со специалистом).

И, в завершение, несколько практических советов на «доходную» тему.

1. Помимо друзей, знакомых и незнакомых, хорошим источником информации о том «что почем» являются рекрутеры. Не стесняйтесь позвонить в агентство по трудоустройству и спросить без обиняков именно то, что Вас интересует. Кроме того, полезно познакомиться с объявлениями о найме, где описание квалификации соседствует с вилкой заработной платы. Посмотрите такие объявления на Интернете: dice.com, vjf.com, headhunter.net
2. Статистически, люди часто меняющие работу быстрее достигают потолка заработной платы в той области в которой они специализируются. Так что, подумайте о смене места работы если Вы уже «засиделись» на одном месте без существенного повышения оплаты.
3. Сравнивая оплату труда в разных компаниях никогда не исключайте из расчетов такие формы оплаты как страхование, пенсионный план, специальные планы по приобретению акций этой компании, оплаченный отпуск, больничные дни и выходные на личные нужды.
4. Если Вы работаете в такой области, где есть стабильный или даже растущий спрос на специалистов, подумайте о том, что бы начать работать в качестве консультанта. В очень многих случаях такой переход существенно повысит Ваши доходы.
5. Не поддавайтесь распространенной иллюзии будто постоянная работа обеспечивает больше стабильности, чем работа консультанта (контрактора). В динамичной Силиконовой Долине этот тезис давно устарел. Потерять постоянную работу ничуть не сложнее, чем временную, разве что намного обиднее. Если вы ищете стабильности, то Вы найдете ее постоянно повыщая Вашу профессиональную квалификацию — другого пути, к сожалению (а, может, и к счастью), нет.

Кредит юнион

В те годы одним из заветных желаний новичка было стать членом кредит юниона. Там меньше процент кредита на машину, и, что очень важно, туда просто так не попадешь. Нужно либо работать в компании, которая является коллективным членом кредит юниона, либо быть родственником члена кредит юниона. В тот момент, когда меня взяли работать тестером, я поинтересовался нет ли у компании группового членства. Но, увы – нет такого. Однако, Раджеш, мой добродушный менеджер и любитель огненно-перченой, драконовской (по оранжевой отрыжке), пищи домашнего приготовления пришел на помощь.

Я, — сказал он, член такого-то кредит юниона и ты можешь пойти как мой родственник. А какой родственнник? – удивился я неожиданному предложению. Ну, говорит Раджеш, напиши, что ты мой двоюродный брат. Так и породнился я с индусом на финансовой почве.

Вторым, еще более заветным желанием новичка, было обзавестись кредитной картой. В то время это было относительно новым сервисом и банки выдавали карточки с большой опаской, недоверчиво. Те, кто прожил в стране год-два, делились на две категории – люди с кредиткой, и люди без кредиток. Толком объяснить нам как и что было некому, поэтому, прогуливаясь однажды по улице Клемент, мы с супругой зашли в тамошнее отделение Wells Fargo Bank, где у нас был рассчетный счет, чтобы полюбопытствовать что к чему. Я всего несколько месяцев работал за три копейки в Корейском Центре и понимал, что нам карточку получить пока не светит.

Подошли к окошку. Там милая такая мексиканская девочка на мой вопрос протягивает аппликейшн и предлагает заполнить. Я ей говорю – нам бы справки навести. Она отвечает – вот, заполняйте пока, там и наведете справки, после. Заполнили мы что там было положено, отдали ей, но разговора не получилось. Я подумал, что надо будет как-нибудь еще зайти, попозже. Но через пару недель, о чудо!!! Мы в почтовом ящике находим две карточки с лимитом в 750 долларов. Оказывается у Wells Fargo Bank самая либеральная политика выдачи кредитных карточек своим клиентам.

Начав работать в АйТи, мы переехали в Маунтен Вью, и как-то раз, когда я был уже в штате и мы вдвоем получали за 60 тысяч в год, мы забрели в Sears – большой сетевой магазин, торгующий инструментами, бытовыми приборами и не только. Там при входе стоит столик и каждому дают на доллар подарок, кто заполит аппликейшн на карточку Discover, очень новую по тем временам и не очень востребованную, поскольку ее мало кто вообще принимает. Зато ее и только ее в то время принимает Костко. И вцепился в нас это парень как я не знаю что. Заполнили мы аппликешн, взяли подарок и забыли было об этом факте жизни. Но через пару недель нам приходит отказ на том основании, что мы недостаточно долго живем по последнему адресу. Идиотизи произошедшего привел к тому, что с картой Discover у нас с тех пор черемухи в отношениях не возникало.

А банк Wells Fargo – это наша любовь на всю жизнь.

Китайский коллега учит русский язык

Мне поручили освоить РобоХелп — инструмент для создания хелпа. Он текстовой файл перерабатывает в формат хелп файла с линками, оглавлением и проч. Коробочка есть, и в ней книжка. Читаю книжку – написано легонько, просто все, инструмент симпатичный. А я параллельно продолжаю выписывать незнакомые слова на карточку и натыкаюсь на слово в этой самой документации, которого ни в одном словаре нет – thingamajig. Что делать?

Я в соседний кубик к американцу-программисту вежливо подкатываюсь на предмет разъяснений. Он смотрит в книжку и говорит, а, ну, это то же самое что и doohickey. Легче мне не стало ничуть и вопрос был явно у меня на лице. Он на меня посмотрел и добавил – то же самое, что whatchamacallit. Поняв, что и это не помогает, коллега объяснил развернуто и для я себя перевел как фиговина или хреновина. Неформальность языка технического документа приводила в восторг.

В громадном открытом помещении, занимаемом компанией по стеночке были офисы начальства, а все остальные сидели в небольших кубиках, выстроенных в три ряда. Сразу при входе в офис – фронт деск, то есть длинный прилавок метров пять, и за ним секретарь, девочка лет 18-ти, выросшая в лесах вокруг озера Тахо. То есть, девочка наша, Калифорнийская, но простая очень в общении, непосредственная.

Она, сидя на своем кресле, спрашивает меня как-то чтобы я ей пару русских слов записал чтобы эпатировать русских. Совсем ругательных я ей давать не хотел и ограничился словом «козел». Написал английскими буквами, произнес вслух, она повторила. У девочки просто феноменальные способности – вообще без акцента за мной повторила, но интонационно слово не нагружено. Я ей еще раз слово произнес, но уже с интонацией навроде «придурок». Она повторяет безукоризненно.

Тут дверь в офис открывается и заходит китаец из маркетинга. Она, не задумаваясь, к нему поворачивается и говорит с нужной интонацией «казе-е-е-ел!!!». Но китаец не подкачал. Практически не задумаясь, он ей с улыбочкой отвечает «Same to you»

Новое жилье в Маунтин Вью

ам нужно было срочно переезжать из Сан Франциско поближе к Стэнфорду. Пару-тройку недель мне приходилось совершать сложные передвижения: утром везу жену в Стэнфорд из Сан Франциско, занимает примерно час. Оттуда в Нью Арк на мою работу еще минут сорок. Вечером то же самое, но в обратном направлении. Жить так невозможно, но и квартиру искать можно только по выходным, что осложняется нашей полной неосведомленностью о местности – жилье, школы. Да и спросить толком некого. Ни знакомых тут нет, ни друзей. Берешь газету, смотришь объявления и так, вот, ищешь наездами.

В Пало Алто мы нашли пару комплексов с приемлимыми условиями. Школы там все замечательные. В Саннивейле нашли то, что хотели – квартира прекрасная, комплекс весь в ручьях с рыбками и пальмами – отказали нам по недостаточности доходов – моей тысячи в месяц вдобавок к заработку жены не хватало.

За одним из объявлений оказалась женщина-риалтор, помогающая клиентам сдавать их квартиры в кондоминиумах. Она нас посадила в вой мерседес и стала развозить по окресностям. Нам очень понравилась квартира в Менло Парк, но за забором комплекса уже были другие комплексы и они принадлежали к Ист Пало Алто. Кто такого не видел, тот пусть лучше остается в неведении. Ист Пало Алто в те годы было столицей убийств в США по количеству новопреставленых жмуриков на тысячу человек населения. Там сводили счеты друг с другом банды торговцев наркотиками. Ни ехать через город, ни, упаси Боже, выходить там из машины не рекомендуется. Встал – сиди запертый и жди полиции.

После этого впечатляющего места мы оказались в Маунтен Вью на улице Latham, где и поселились в шикарном кондо с тремя бедрумами за 995 долларов в месяц. Ни про Лос Алтос, ни про его школы мы тогда не слыхивали, но риалтор нас заверила, что школа очень хорошая. А этот дом относится именно к Лос Алтос Хай, хотя более начальные школы уже идут по Маунтен Вью. Наверное от этого там не видать семей с малышней.

Был подземный паркинг, бассейн, сауна, джакузи, площадка для парти и еще одна у искусственного ручья для барбекью. Мы первукю неделю в бассейн ходили каждый день. Вторую-третью неделю – через день, потом настолько стали безразличны, что ходили только если гости придут.

Китайский еврей

Как-то раз пришел начальник и сказал, что надо вычитать Руководство Пользователя. Продукт серьезный и руководство тоже внушительное. У нас в компании есть Technical Writer, то есть, профессиональный разработчик документации. Это не то же самое как я когда-то в ЦКБ Связи сам писал инструкции к своим разработкам. Нас в команде к этому моменту уже пять тестеров и каждому достается по пачке распечатаной документации. Мы по распечатке должны желтым фломастером и ручкой сверху помечать и править.

У меня память, как я раньше уже говорил, зрительная. Если слово видел, то спеллинг практически безошибочно помню. Конечно, со стороны это странно, когда объясняющийся на ломаном руинглише человек приносит пачку правки, где половина – это орфография. Наш VP ржет как ребенок, листая страницу за страницу. Приходит Technical Writer. Тот ему пачку отдает и говорит чтобы был по внимательнее, а то, кивает в мою сторону, даже Майкл у тебя ошибки находит. Но я был горд все равно, поскольку для меня самого это было неожиданным открытием – я могу за американцем-профессионалом находить орфографические ошибки.

В стране рецессия, 10% населения получают фудстемпы, а в АйТи подъем. Количество проданных персоналок удваивается каждый год. К ним нужен прикладной софт. К нам в компанию периодически кого-то нанимают.

Через месяц после того, как я начал там работать, мне из Сан Франциско неожиданно позвонил приятель по Институту Связи, который недавно приехал. У него месяц заняло меня найти через общих знакомых в Москве. Мы к ним подъехали, я взял его резюме и на следующий день отдал по начальству. Товарищ мой работал в мелиорации – писал на Си программы, обрабатывающие снимки пустынь и каналов со спутников. Его тут же взяли, пока тестером. Программистом он будет уже на следующей работе.

Жена товарища училась в МГУ в одной группе с женой Гайдара, тогдашнего Российского премьера. Она даже приезжала в Шереметьево их проводить. Через несколько месяцев наш VP подходит к нему и говорит: дружок твой работу потерял. Ты ему напишу, пусть к нам приезжает, есть вакансии. Он в новостях увидел, что Гайдара отправили в отставку.

На новый 1993 год была парти в ресторане. На парти подводит к нам президент крохотного китайца со словами – вот, познакомьтесь – наш представитель в Гонконге, китайский еврей. Я присмотрелся к представителю в Гонконге. Так, в принципе, китаец и китаец. Но нос чуть с горбиной и волосы сзади у шеи малость кудрявятся. Я его спрашиваю, что, мол, правда еврей или начальник шутит? И есть ли вообще в Китае евреи? Он, скромно потупив глаза, но с элементом гордости отвечает, что есть евреи. И добавляет «we are considered of the worst kind»

Первое сокращение

Коллега по ЦКБ Связи, работающий электронщиком, рассказал как-то, что первый год чувствал себя на работе неуверенно — как немецкий шпион, трясущийся от страха, что сейчас придут пионеры в красных галстуках и его разоблачат. Я испытывал похожее чувство.

Несмотря на то, что место мое в компании у самого плинтуса, отношение к людям там было очень хорошее. Практически любой из русских программистов не отказывается объяснить если что неясно, хотя кто-то просто не в состоянии объяснять. Но есть пара таких, что сложнейшие вещи разложат в двух словах очень понятно.

Но, начиная с какого-то момента, мое пребывание там становится просто невыносимым. В компанию на должность тестера берут жену Гоши, святого для меня человека. И сам по себе этот факт можно было бы считать положительным – нашему полку прибыло, за исключением одной существенной детали – два-три раза в неделю она приходит ко мне в кубик так, потрепаться. Это в компании принято.

Начинается разговор с безобидной фразы абсолютно о чем угодно, и заканчивается всегда одним и тем же – мне в жизни не светит. У меня нет компьютерного образования. Даже если я буду иметь работу, то в Майкрософт (или другое приличное место) меня не возьмут. Любая попытка что-то возразить или аргументировать с моей стороны приводит к тому, что, глядя на меня как солдат на вошь, она говорит «да, что с тобой вообще разговаривать». Но не уходит, а продолжает экзекуцию.

Бесит меня даже не тот бред, который она говорит, а то, что я не могу ее послать туда, куда надо было бы ее послать – жена товарища. Интересно, что пару раз в неделю я ее подвожу с работы домой и она ведет себя в машине спокойно.

Я совершенно теряю удовольствие от пребывания в офисе и начинаю думать, что надо бы подыскать другую работу, но куда я сунусь с несколькими месяцами опыта? Я не мог себе даже такого представить. Ни избавиться от травли, ни разрядиться я не мог. Мне начинало казаться, что еще немного и я ей все скажу. И каждый раз я останавливался перед тем, что это разрыв с ее мужем, с человеком, которому я обязан всем.

Но, ситуация разрешилась сама собой – в один день из 25-ти инженеров сократили человек 20. Наше финансирование шло от инвесторов со всего мира месяц за месяцем. То есть, деньги не лежали на нашем банковском счету, а поступали на него раз в месяц. Однажды что-то не сработало и уволили сразу нас всех. Было это в конце апреля 1993 года. Мне предстояло первый раз выйти на рынок труда в качестве тестера – американской Чебурашки с русским акцентом.

ЗОЛОТОЕ РУНО

ЗОЛОТОЕ РУНОУвольнение произошло в понедельник. Из 24 инженеров 20 сократили в один день. С утра объявили, что увольняют сколько-то сотрудников. Мы все пошли вместе на ланч, чтобы их проводить, а когда вернулись, то оказалось, что и остальные завтра могут не приходить. Шел апрель 1993 года.

Гнусность того, что случилось все это в понедельник, происходила от того, что в то время единственным источников объявлений о найме были газеты. Точнее всего одна газета — Сан Хосе Меркури Ньюс. Основная масса объявлений проходила в выходные дни, да всего-то их там было чуть больше странички по всем профессиям. Интернетом, в том виде как мы его знаем сегодня, тогда и не пахло, а достать вчерашнюю газету было невозможно. Предстояла неделя вынужденного безделья.

Мало того, в кармане уже была бронь на гостиницу в Диснейленде. Давно обещали ребенка свозить. То есть, еще несколько дней выпадало. Что тут делать? За неделю в газетах набралось пять объявлений на тестеров, куда я выслал резюме факсом с пометкой, что вернусь через неделю. Отправились в Диснейленд.

Для тестеров время было довольно странное. В большинстве компаний их не только не было, но и самой такой профессии никто не понимал. Тестер? — говорили программисты. А зачем? Мы сами свой код тестируем. То есть работу искать было очень непросто. С другой стороны, и тестеров особо не было. И если контора хочет кого нанять, то найти человека с опытом просто невозможно. А у меня к тому времент был почти годик американский. Плюс много всякой всячины приходилось делать в СССР. Я эту всякую всячину обтесал, так, чтобы ничего лишнего не осталось, и получилось, что я уже много лет только и тестирую. То цифровые системы передачи данных, то образовательный софтвер. Ну, если я все это разрабатывал, то, ведь, и тестировать на сторону не отдавал.

С пяти отосланных методом коврового бомбометания резюме вышло сразу по приезду два интервью. Одно, почему-то, на менеджера, но меня агент не предупредил заранее, и я на три-четыре захода со стороны президента компании яростно отказывался от всякого руководящего прошлого. Знать бы заранее — не известно как сложилась бы судьба. Вот, что зависит от одного рекрутера.

А второе интервью завершилось оффером и, собственно, является началом истории, которую я хочу рассказать. Ибо история эта о маленькой компании, второй в моей американской жизни.

Для начала несколько слов о месте действия и действущих лицах. К моему приходу в компании, назовем ее ТрайСофт, было шесть сотрудников. Практически все были директорами по должности. Примерно в той степени, в которой я, будучи единственным тестером, мог бы называть себя Директором по Тестированию. То есть вся работа в данном направлении выполнялась самим директором. Но, давайте вкратце опишем этот небольшой коллектив.

Итак, Натан Лернер, 46 лет — в третьем поколении калифорнийский еврей, которому случилось оказаться в первой десятке сотрудников Эппла. Натан разбогател и стал заниматься созданием или скупкой перспективных компаний с целью их быстрой перепродажи. На чем просто сказочно разбогател. Он обладал удивительным рыночным чутьем и не менее удивительными связями. Наш ТрайСофт был уже седьмой его такой компанией на продажу. ТрайСофт был создан в декабре 1992 года с уставным капиталом в 300 тысяч долларов, а в ноябре 1993 Натан продал 70% компании за два миллиона. Грубо говоря, он сумел меньше чем за год удесятерить инвестиционный капитал. Натан не только знал о существовании Золотого Руна, но систематически отстригал себе на жизнь от его кудрявой шерстки.

Господин Лернер был невысок и коренаст. Ездить предпочитал на крутом мотоцикле. Одевался он соответственно — мотоциклетная куртка, кожаные штаны, сапоги. Но не всегда, конечно. Иногда он приезжал на машине и вид имел вполне заурядный. Ему при всех стараниях не удавалось одеться формально. На протокольных мероприятиях Натан смотрелся забавно. Вроде и костюм хороший, и все, что к нему положено, но не шло это все к его облику. Особенно нарушали гармонию непослушные кучерявые вихры, которые наш президент мог только отстричь, но не заставить слушаться.

В тот момент, когда я проходил интервью, то есть в начале мая 1993 компания уже усиленно продавалась. Но нужно было показать какой-то продукт и клиентов. Нужны были люди для ударного завершения проекта, который будет описан ниже. Натану нужны были люди, а мне нужна была работа. Как хорошо, все-таки, жить в мире чистогана. Кроме жены и детей ты нужен еще многим людям.

Art Director Фред был очень симпатичным мужиком лет пятидесяти. Лицо его было учень интеллигентным, с юморком, но была в его лице и некоторая испитость, что вызывало во мне особенно теплые чувства. Фред был много лет художником и специализировался он на комиксах. Сейчас этот вид искусства почти помер, а когда-то Америка этим делом сильно увлекалась. Потом Фред переключился на компьютерную графику и стал делать рекламные видео клипы и демонстрашки для серьезных компаний, таких как IBM и Кока-Кола. У него была своя небольшая компания, где работало три человека — он сам, художественный подмастерье Дэйв и программист Крис. Именно Фреду принадлежала идея продукта. Натан просто купил его компанию из трех человек, что и послужило началом ТрайСофта. Но рассчитывались не деньгами, а акциями. То есть, Фред был вторым крупнейшим совладельцем ТрайСофта.

В молодости Фред был жутким коммунистом, имел приводы за участие в разных безобразиях, посещал международные левацкие сборища и с гордостью рассказывал, что в компетентных американских органах он проходил под кликухой Fred The Red. С тех давних лет Фред сохранил известный пофигизм, выражающийся преимущественно в редко встречаемом богатстве способов употребления слова f* в самых разных смыслах. Выражался наш художник очень точно, сочно и всегда предельно ясно. Мы с Фредом очень дружили и любили при случае потрепаться на самые неожиданные темы. Он для меня был чем-то вроде первого экскурсовода по американской жизни. Вот, например, — Фред, а что ты делал во время депрессии. — Пацаном был. Курил табак и воровал буржуйские яблоки — Но хреновое было время или как? — F* !!!

Крис после создания ТрайСофта стал Director of Engineering. Ему было лет 27-28. Вырос Крис в очень богатой семье. У Фреда в компании он написал на С++ удобный язык для создания мультяшек, состоящий из трех десятков команд. Этим языком пользовался Дэйв, создававший рельную продукцию фирмы. Крис был типичным компьютерным нердом. Ростом за 2 метра. Тощий. Светлая борода. Полное отсутствие того, что называется communication skills. Дэйв в течение недели получал с пяток компьютерных журналов, которые прочитывал от корки до корки. Его эрудиция в компьютерных вещах была просто феноменальна, хотя написанный им код был довольно слабым, судя по отзывам людей, заслуживающих доверия. В ТрайСофте Крис поддерживал тот самый язычок и писал систему защиты от несанкционированного копирования софтвера с производимых компанией CD.

Тут пришло время описать сам продукт. Мы производили CD, на котором хитрым образом было установлено около 80 популярных и не очень программных продуктов. Каждый из них можно было запустить 5-6 раз через наш доморощенный интерфейс и поиграться. Если человек хочет купить этот продукт, то он нам звонит и дает номер кредитной карты. После чего ему выдается номер для дешифровки и продуктом можно пользоваться прямо с CD, а коробка с фирменная коробка ему отправляется по почте. Наиболее сложная часть нашего собственного продукта писалась консалтинговой компанией из трех человек. А Крис пытался защитить продукт от воровства. Человек, не имеющий выданного нами номера не должен иметь возможности откупорить эти 70-80 программ. Иначе, вообще засудят.

Крис меня интервьюровал в своей обычной манере. Не спросил ни о чем из прошлого опыта. Почитал резюме и поинтересовался как в СССР учат в университетах математиков. Дошло до моей дипломной работы десятилетней давности. Когда он понял, что я доказывал теорему по оценки сложности конечных автоматов (по кафедре матлогики была работа), то полез в детали. Самая сложность была даже не в том, что я порядком это все подзабыл, но в том, что по английски на такие темы никогда не говорил. Благо были ручка и бумага. Оказалось, что он прочитал много работ Марвина Мински, а я как раз одну из его оценок в дипломе уточнял. С этого момента он ко мне пропитался доверием. О тестировании вообще не было разговора.

По жизни Криса нельзя было назвать приятным или неприятным человеком. Он был просто никакой. Весь в своих мыслях. Абсолютное отсутствие чувства юмора, впрочем, как и желания пошутить или пообщаться за пределами должностных обязанностей. Но быть его непосредственным подчиненным было тяжко, потому, что он слабо представлял объем работ и время, нужное на их выполнение. Мог совершенно запросто спросить Майкл, ты можешь к завтрашнему сделать автоматический тест, который все ппродукты будет запускать и проверять их основные функции? Да на такое дело две недели надо просто чтобы спецификацию в первом приближении составить. Да и сама кодировка может на месяц потянуть. Гляжу на него испуганно, а он, поняв, что не получится, говорит с укоризной — Нехорошо обманывать. Говорил, что знаешь Майкрософт Тест, а как до дела, так и в кусты. И уходит не дожидаясь ответа. А улыбка такая, в целом, у него была добрая. Фред его любил по-своему, но постоянно подкалывал без всякой надежды быть услышанным и понятым.

Дэйв был Director of Production. Он своими руками создавал интерфейс нашего продукта, используя упомянутый выше язычок. Было ему лет 30. Рослый подтянутый парень. Очень улыбчивый, доброжелательный и ответственный. В свободное время можно с ним было поговорить за жизнь, но круг его интересов был преимущественно ограничен спортом, машинами и пристраиванием жены на работу. С работой тогда было плохо, если мягко сказать. Дэйв любил поправлять мой английский и делал это тактично и с большим педагогическим мастерством. Явный талант у него был к этому делу. Вот, помню, сваял он что-то и позвал меня посмотреть. Какое, говорит, four letter word наилучшим образом характеризует этот интерфейс. Смотрю я на картинку и перебираю в уме все известные мне слова, подпадающие под определение. А он откинулся так, глядя на картинку, и с нежностью говорит — cute. Это я как пример любви к родному языку привожу.

Патриция была Director of Marketing. Это она должна была подписывать компании, чтобы они давали нам продавать их софтвер таким манером. Вообще, в то время за отсутствием Интернета, мультимедия была последним писком. Туда рвануло много инвесторов. Создавались компании каждый божий день. Почти все новые компьютеры шли с CD-ROM драйвами, а самих CD-то и не было. На момент моего прихода в контору самый полный каталог насчитывал около 400 наименований. Жуткое количество компаний создавалось именно для того, чтобы набивать CD каким-то содержанием — картинками из зоопарка, словарями и еще Бог знает чем. Надежды были большие, а на один диск в эпоху Виндоус 3.1 умещалось столько, что сейчас уже никто не поверит.

Патриция работала очень круто и подписала всех лидеров индустрии на всю катушку. У нас от Лотуса было с пяток продуктов, и от Борланда, и от Бродербанда, и от Семантека, и от Ассиметрикса. Была занятная штука под названием Fitness Partner — мультимедийный партнер по зарядке. Выставляешь набор упражнений, частоту повторений, темп, музычку и очень славная девчушка на экране с тобой эту зарядочку делает. Было с пяток органайзеров. Вообще все продукты были упакованы аж в 12 категорий. Игры были, обучающая всячина, было с пяток продуктов для бесплатного копирования, типа бонус такой для покупателейю Вся компания была заавлена коробками, приходящими со всей страны, а коробках софтваре.

Чисто внешне Патриция была светловолосая среднего роста девушка лет 26-27. У нее был русский бойфренд. Патриция окончила Сата Барбара Юниверсити по бизнесу и постоянно отбивалась от наших мужиков, прикалывавших ее, что, мол, университет типа «пляжный». И в характере и во внешнем облике Патриции была какая-то стремительность. Она стремилась к бабкам и готова была целый день долбать по телефону каких-то людей, многие из которых ее отчаянно посылали. Но послать нашу даму было ой как непросто. Она впивалась в потенциальных клиентов как бульдог и дожевывала их медленно, но верно.

При всей стремительности, Патриция могла быть на удивление сентиментальньой, хотя и недолго. Например, обнюхивая цветочек или глядя на фотографию едва народившегося племянника. Мне Патриция была чем-то очень симпатична. Пашет как пчела, не хнычет от грязной работы, умеет отдохнуть и развлечься, умеет слушать, и похохотать может от души.

Однажды она пришла с бумажкой и стала у меня выпытывать русские матерные слова, аккуратно их записывая и многократно повторяя вслух для лучшего произношения. Я встречал много американцев, которые способны сходу повторить пару слов без всякого акцента. Вот, она такая и была. Для бойфренда, говорит, чтобы не зазнавался. Но, перед тем как вылиться на бойфренда, она стала упражняться на клиентах. Положит трубку и как выдаст трель по-русски. Тут народ, естественно заинтересовался что происходит. Она им все поведала. Бумажку тут же раскопировали и стали хором разучивать. Неделю я не мог работать совершенно. Когда они по-английски сругнутся, то мне как-то без разницы. А когда по-русски, то как-то нехорошо на душе. Я и сам особо таких слов не употребляю. А у них как игра получается. Ну что ****, когда на ланч пойдем? Но, через неделю они наигрались и сошло все на нет. Перешли на родной язык.

И, наконец, шестым по счету сотрудником была «Иришка», то есть Айрин, наша секретарша. Единственный человек, не имевший директорского титула. Это была очень тактичная и не очень общительная девушка лет 20. Одновременно пухленькая и накаченная. В жизни коллектива Иришка почти не участвовала. Все больше с бумагами и на телефоне. За ней ухлестывало несколько парней и эта часть жизни поглошала много времени, но деталями отношений она не спешила поделиться, хотя никто особо в душу и не лез.

Я был седьмым, а через неделю после меня пришел программист Гоша Рогожин, который шел под номером восемь. Его задача, как оказалось при ближайшем рассмотрении, была в том, чтобы править код Криса, который Гоше сильно хотелось вообще переписать. Гоше гораздо больше приходилось общаться с Крисом, чем мне, соответственно, Гошу он достал намного раньше и сильнее. Кроме того, с первого же дня, несмотря на приличную прибавку к жалованию, по сравнению с предыдущей работой, где мы тоже были вместе, Гоша болезненно ощущал то, что нам с ним акций не перепало. Только зарплата. Меня акции вто время волновали намного меньше, то есть, вообще, можно сказать, не волновали. Что вполне объяснимо для текущего момента.

Дэйв, отчаявшийся допроситься у Криса недостающих команд несчастного язычка, неофициально просил Гошу помочь, что тот с удовольствием делал. Но Крис его за это здорово отругал, что, вообще говоря, свинство большое с его стороны. Потому что работали мы с 8 утра как минимум до 11 вечера и акций у нас не было. Если человек на час отключился даже по личным делам, то что тут такого. Тем более, что дела эти были производственные. Но чего Крис вообще не мог делать, так это общаться с людьми, о чем уже было говорено выше.

Был еще один человек, наш Chief Financial Officer Карл, который приходил в то время на пару часов в неделю, но с сентября перешел на постоянку и уже сидел в оффисе целыми днями. Карл был очень импозантный мужик лет под сорок, в очках, с очень интеллектуальным и живым лицом. Но в интересах компании жульничал нещадно — не платил вовремя по счетам, вынуждая клиентов либо плюнуть на деньги, либо привлечь адвоката. Платили аккуратно только тогда, когда знали, что человек или организация понадобятся в будущем. Экономия вообще была страшная. У сотрудников не было страховок. Обещали, что как только продадутся, так сразу, что и случилось. Натан был большим мастером по накручиванию высокого процента прибыли на вложенные деньги. Он не был именно жадным, но больше делал это из азарта, спортивного интереса, что ли. Софтваре тоже не покупали, а использовали нелицензионный с его одобрения.

У меня страховка была от жены. Но определенный перебор в экономии наблюдался. Не было кофейника на кухне, не было обычных благ в виде бесплатного чая, кофе, какао, сахара. О большем я уже не говорю. Я когда студентам объясняю как понять есть ли у компании деньги, то говорю — ребята, смотрите что у них на кухне. Если дринки в двухлитровых бутылках стоят — это бедные. А если соки в мелкой расфасовке, особенно в стекле, это люди со средствами.

Теперь от личного состава перейдем к оффису компании. Первые три недели я проработал в их Лос Гатовском оффисе, а потом фирма переехала в Санта Клару. Натан объяснял это тем, что приличная хайтековская организация должна иметь адрес и оффис именно там.

В Лос Гатосе работать было здорово. Фирма занимала две комнатки в двухэтажном доме в самом конце самой центральной улицы городка. Кто в Лос Гатосе не был — при случае побывайте. Одно скажу вкратце — место богатое и организовано для тех, кто «енжоит лайф». Букинистические магазинчики, кофейни, картинные галереи, балдеющий народ. Когда говорят, что в Америке не видать красивых женщин, то я понимаю, что человек этот в Лос Гатосе толком никогда не был. Красивые? А фигурки, а холеность, а выражение лиц. Ходить на ланч было как на экскурсию. Но, уехали мы оттуда и что тут теперь говорить.

Новое место было прямо напротив Санта Клара Конвеншн Центер, где job fairs проходят. Кто на местности проживает, знает о чем речь. Помещение было здоровенное по площади. Было в нем помимо прихожей, занятой Иришкой, две большушие комнаты и три-четыре оффиса. Была еще «тещина комната» — глухой чуланчик. Типа кладовки. Когда мы на новое место вшестером переехали, то было очень просторно. Дислокация была такая. В одной здоровенной комнате Гоша, Дэйв и я. В другой сидела в одиночестве Патриция. И отдельные оффисы у Натана, Карла, Криса и Фреда. Про убогость нашей обшарпанной кухоньки я уже говорил. Сортир был не блеск, но чистый и не вонючий. Здание было одноэтажное с высоченными потолками, что создавало ощущение большого простора в нашей зале.

А вокруг безработица 10-11 процентов и сам факт наличия работы греет сердце. Работай и получай от жизни удовольствие. А фронт работ был обеспечен на славу.

Компании-производители софтвера платили за место на нашем диске. Кроме того, должны были поступать комиссионные от продажи их продукции. Да и сами диски хотели отдавать за небольшую денежку. Но, для начала и для раскрутки, решили первую партию отдать бесплатно. Намечался выход нового мультимедийного журнала, распространяемого через розничную сеть. В качестве бесплатного приложения к первому номеру журнала предназначался наш первый диск. После выхода диска покупатель должен был оформить сделку на приобретение компании. В качестве покупателя выступала издательская компания с годовым обротом в 4 миллиарда.

Рыночная ситуация была к Натану беспощадна. Он начал предприятие и через три месяца у него уже было с пяток конкурентов. Особенно один дышал в спину — СофтТэнк. Эту компанию создал гигант продажи софтвера через каталоги. Их ассортимент был намного богаче нашего и издавать они собирались не отдельные диски, а альбомы из нескольких дисков. Плюс существующая сеть клиентов. Но СофтТэнк нас не достал. У них было слишком много денег на старте. Они начали собирать гулянки с участием крупных предпринимателей — гольф, жрачка, веселье. А мы, под руководством Натана, клепали продукт днем и ночью. Опоздать к дате выхода журнала было равносильно закрытию компании. Денег на операции не было. Только на то, чтобы выпустить продукт и продаться.

Крайний срок отправки мастер-диска для размножения был 8 утра какого-то дня в октябре. В этот день я работал с восьми утра предыдущего дня до семи утра дня Х. В семь утра Крис повез мастер-диск для размножения в аэропорт. Свершилось.

Обстановка в компании в предшествующие релизу пару недель была крайне нервной. Мы с Гешой валились с ног. Однажды, придя в оффис часов в 10 утра, Карл помахал нам рукой и спросил How are you? На что шутник Гоша ответил Bad, but who cares. Карл не на шутку встревожился и поскакал к Натану, хотя я его на полпути перехватил и объяснил, что это просто шутка. Натан нас двоих вызвал и пообещал бонус в случае успешного выхода продукта в срок. Не помню сколько. Тысячи три-четыре. Мы сказали, что и без бонуса сделаем все что надо, но за внимание спасибо и от денег не откажемся.

Короче, сдали проект, пару дней отоспались с разрешения начальства, а бонуса все нет. Ждем еще — нет. Тут я совсем озверел. Раньше меня Гоша все накручивал, что Натан жмотина и надо отсюда валить. А мне в целом нравилось и я отнекивался. А тут все наоборот. Гоша спокоен, а я завелся. Пошел к коммунисту нашему и говорю — это что за ситуевина такая? Он сначала говорит — да брось, они не такие ребята, чтобы обмануть. Бывает, просто впопыхах забыли о вас. Но к Натану сходил. Тот, надо отдать ему должное, меня в сторону отозвал, извинился, чек в руки отдал и поблагодарил за хорошую работу. Зарплату поднял. Ну, в общем, отошел я. Ему тоже все это не легко далось.

Надо отметить, что при дикой нервной напряженности и чудовищных cверхурочных, которые не только нам перепали, но всем без исключения, никто не сорвался, не орал, не заболел, не стал сволочиться или считать кто чего и сколько сделал. Как часы работала машина. Мы все были несколько недель в состоянии полного остервенения, включая мою жену, которая даже со стороны смотреть на это спокойно не могла. Особенно ее возмущало, что нам никто поесть вечером от компании не выставляет.

Обстановка была близкая к всебщей любви и братству. Прям, корчагинцы какие-то. Но тут начинается вторая часть этой истории, связанная с тем, что стало с конторой после ее продажи, которая вскоре и была оформлена юридически.

Пока мы вели борьбу на техническом фронте компания продолжала пополняться новыми людьми. Партиция обзавелась помошницей — добродушной и очень скромной девушкой, которая робко обзванивала компании и спрашивала не хотят ли они посмотреть на наши рекламные материалы. Обычно никто не возражал. Через недельку за них бралась сама Патриция и добивала до подписания контракта.

Появился у нас и Director of Sales, по имени Кевин Блум. Его задача состояла в том, чтобы пристраивать следующие выпуски нашего CD. Он пытался договариваться с крупными производителями компьютеров, такими как Компак, например, чтобы они нашу продукцию прикладывали к своим компьютерам. Платят нам по трешке за CD, клиентам говорят — даем тебе на 200 долларов бесплатного программного обеспечения. Кевин взял себе темную каптерку, потому что не хотел, чтобы кто-то слышал его переговоры с компаниями. Хотя орал он по телефону так громко, что все было слышно. Вход в каптерку был через наш зал.

В помощь Кевину взяли выпускника колледжа на обзвон местных и неместных мастерских, производящих компьютеры. Их тут если не тысячи, то уж сотни наверняка. Этот парень сидел в нашей комнате, прямо у двери, ведущей к Кевину.

О Кевине надо рассказать особо. Было ему тогда лет под сорок и он только-только женился. Сам Кевин вырос в патриархальной еврейской семье в Бруклине и, хотя кашрута не соблюдал, знал все нюансы этого дела и жену себе такую же нашел через синагогу. Роста он был среднего, плотного телосложения, мясистый большой нос, приличная лысина со лба. Если бы не лощеность и не шикарные костюмы, которые он каждый день менял, то Кевин вполне сошел бы за русского таксиста, которых в Сан Франциско есть несколько сотен. Особенно принимая во внимание, что у него было небольшое брюшко, поддерживаемое ремнем подчеркнуто снизу.

Характер у Кевина был очень веселый, но иногда даже черезчур. Он любил и потрепаться и поржать, и приколоть кого-то из ребят, но совершенно беззлобно. Переход от бурного веселья к полной серьезности у него присходил мгновеннно. Хотя, глядя на серьезного Кевина, не оставляло ощущение, что он сейчас что-то озорное отчебучит. Это был довольно-таки комедийный персонаж. Расскажу пару случаев для иллюстрации.

В самый первый его день в компании, Натан, как водится, провел новичка по конторе и каждому персонально представил. На меня Кевин посмотрел очень пристально, поздоровался с характерным бруклинским выговором и я просто кожей почувствовал, что он сейчас решает еврей я или нет. Вот, взгляд такой был у мужика. Я ему и говорю — очень приятно, что Вы к нам пришли. Успех компании в Ваших руках, так что, уж, пожалуйста, не подкачайте. Мы на Вас очень надеемся.

Закончив процедуру знакомства с сотрудниками. Кевин ко мне подошел и с самым серьезным видом, от которого я чуть не прыснул, спросил — ты это серьезно все говорил? А как же говорю я, откуда сомнения? А он и говорит, понимаешь, обычно инженеры — это самонадеянные козлы, которые думают, что от них там чего-то сильно зависит. Они не в состоянии понять, что это мы, которые любое дерьмо умеем засадить, определяем успех или неуспех компании. Но, ты, спрашивает, еврей? Да разве не видно? — делаю я обиженный вид. Видно-видно, говорит он доверительно и жмет мне руку. А то, думаю, откуда у инженера может быть такой глубокое знание жизни.

Кевин любил хорошо одеваться. Он не врубался, что хвастаться передо мной своими шмотками бессмысленно, потому что истинного ценителя во мне на найти. Но, поскольку больше хвастаться было не перед кем, он подходил и что-то рассказывал с очень радостным видом про какой-то редкий галстук или костюм. Бирочки всякие объяснял. Только с меня в этом смысле проку как с козла молока. Но он, скорее, для себя это рассказывал. И счастлив при этом был как дитя малое. Однажды я, по советской привычке, ему настроение подпортил, то есть неудачно пошутил. Он мне галстук новый показывает и со слюной у рта подскакивает. За 75 баксов оторвал галстук, который идет за 150. За 75 баксов, говорю я ему, в очень многих странах семья может прожить месяц. Тут он так страшно обиделся — надо было видеть его лицо. Ушел к себе в кладовку. Но через пять минут отошел совершенно и прибежал рассказать как он с кем-то удачно по телефону что-то такое уладил. Я ему и говорю — не обижайся, говорю, это у меня такая неудачная шутка вышла. Сам понимаешь, cultural differences.

Тут Кевин пришел в страшное возбуждение и потребовал чтобы я ему дал несколько русских шуток. Хотел, наверное, употребить в бизнесе. Или еще для чего.

Начинаю рассказывать. «Приходит отец забирать мальчонку из роддома». Лицо Кевина расплывается в сладкой улыбке. «Будет у меня сын футболистом», говорит он медсестре. Кевин довольно ухмыляется. А сестра ему говорит — «футболистом не получится, у мальчика ножек нет». Кевин страшно заволновался и помрачнел. «Тогда,» говорит отец,»мальчик будет пианистом.» Кевин слегка успокоился. «Не получится пианистом,» говорит сестра — «у него ручек нет». Тут Кевин чуть не заплакал. Когда дошли до конца, он посмотрел на меня с укоризной и говорит — и что, это у вас там считается смешно?

В другой раз Кевина понесло рассказывать как он привык гулять широко. Мы, говорит, с ребятами последние лет десять получали по 150 тысяч в год. Работали как волы. А потом возьмешь отпуск на пару недель и айда в Кению на львов охотиться. Десять тысяч положишь, но удовольствия — море. Потом как-то начал про новый дом свой рассказывать. Он, женившись, купил дом в Маунтен Вью за пол миллиона. Хороший дом. Мы у него были в гостях пару лет спустя, когда они деточку родили.

И горд он был этим домом до чертиков. Я ему и говорю: странно, ты, вот, столько лет подряд такие бабки получал, а ничего у тебя нет. Как, говорит, нет — я дом купил. Ну, хорошо, говорю, дом. Положил ты сто тысяч из кармана, остальное одолжил. Да ведь ты мог уже пять домов иметь при таких доходах. Нет, говорит, Майкл, не понимаешь ты лайф стайл настоящего американца. Нет, говорю, не понимаю.

Иногда Кевин делился со мной житейской мудростью. Вот образчик такой дележки от первого лица. «Пошли мы как-то с отцом в ресторан. Я еще молодой был. Мало чего в жизни понимал. Отец заказал свинную отбивную. Я ему говорю отец, что ты делаешь? Это же не кошерная еда. А он на меня посмотрел своими мудрыми глазами и ответил — I like it. Учиться надо жизни у старшего поколения».

Кевин использовал в работе много старых связей и очень боялся, что продукт наш окажется плохим, а репутация его будет подмоченной. Официальная политика, озвученная Натаном на приватном митинге, состояла в том, чтобы «не отвлекать Кевина от работы» и не делиться с ним информацией о реальном состоянии продукта. Он понимал, что от него истинное положение дел скрывают и от того нервничал.

Я этим обстоятельством гнусно пользовался когда Крис отказывался что-то существенное исправлять в продукте. Подзывал Кевина к моему компьютеру и спрашивал — как ты считаешь, должны мы эту проблему устранить или нет? А как же, орал он на всю комнату. Тогда, говорю, я тебе ничего не говорил, но если ты Криса не заставишь, то оно так и останется. «Да я этого нерда в момент урою», кричал Кевин и сразбегу влетал к Натану — я тут потенциальному клиенту показывал наш продукт, а он мне вот в эту хреновину пальцем тычет и говорит, что мы г* к нашим компьютерам не прикладываем. Встревоженный Натан бежал к Крису — я не понимаю в чем там дело, но эту штуку надо исправить. Крис, говорил, f, как меня достали эти идиоты и велел Гоше подправить чего там было надо.

Как только CD ушли с журналом к потенциальным клиентам, но не раньше, компания стала нанимать людей на Technical Support. Но за один день ничего хорошего не наймешь, а народ начал звонить, причем взрывно. Вся контора села на телефоны и стала разбираться с пользователями. Такого дурдома я в своей жизни не встречал. В то время количество пользователей персоналок удваиваивалось чуть ли не ежегодно. Чудовищная масса first time users села на электронного коня. Недели три прошло пока наняли очень приличных мужиков и с нас эта тяжкая обязанность была снята. Но школа жизни была просто классная. Надо знать свой контингент, господа.

Звонит один ковбой.

• Слышь, мужик, я две штуки в этот долбанный компьютер положил.
• У Вас что-то не работает?
• Не понимаешь ты ни хрена. Я же тебе простым английским языком объясняю — две штуки.
• Но Вы наш продукт установили?
• Да нахрен мне нужен ваш продукт?
• А что является причиной Вашего звонка?
• Да я же тебе уже третий раз повторяю — две штуки баксов стоит компьютер.

Звонит другой. Интеллигентный мужчина, вроде. Мы с ним копаемся минут десять пока я вычисляю что там не так. Наконец все получилось. Я убедился, что он прошел по продукту к нашему каталогу и желаю ему всего доброго.

• Можно еще один вопрос, не по теме
• Ну конечно
• А вот эта проблема, что у меня была, она у многих встречается?
• Нет, это первый случай, а что?
• F***!!! It always happens to me

Большинство звонивших не могли выполнить простейшие операции. Но, в основном, за пределами установки жалоб и звонков почти не было, впрочем, как и желающих что-либо купить.

Один звонок был просто шокирующим. Нашлось полсотни чудаков, которые покупали всякую мелочь по десятке. Один из них звонит и на меня нарывается. Голос смущенный у него.

• Я купил у Вас вчера Post Card Designer.
• Спасибо за покупку. Надеюсь Вы в ней не разочаровались
• Нет. Тут другое. Ваш сотрудник мне номер дал для раскодирования продукта
• Вам не удается его раскодировать?
• Нет, тут другое. У меня этот номер все остальные продукты тоже раскодирует
• Одну минуточку, я сейчас узнаю. (В глазах у меня темно от ужаса. Хватаю с соседнего стола вчерашнюю сводку из сэйлс департмента — он там один, кто эту мерзость купил. Немного прихожу в себя). Ваше имя Пол Саммет из Массачусетса
• Да, откуда Вы знаете?
• Поздравляю мистер Саммет. Мы всего третий день на маркете. Вы оказались нашим первым покупателем в Массачусетсе. Поэтому компания в виде бонуса дала Вам мастер-шифр. Пользуйтесь на здоровье всем, что есть. Но, пожалуйста, будьте осторожны, и, чтобы не иметь legal problems, шифр никому не сообщайте. Он зарегистрирован на ваше имя.
• Да что я, враг себе что-ли, будьте покойны.

Я запустил продукт на трех системах и попробовал шифр — он открывал все подряд. Самое непонятное было в этом всем говорить ли кому о случившемся и если да, то кому. Ну, Гоше, понятно. А еще? Принял Соломоново решение — отослал по электронной почте в тех саппорт. Что тут началось — мама мия. Начальство носилось взад-вперед. Говорили все шепотом. Крис из своего оффиса не вылезал, но туда наведывались частенько Натан и Карл. Через три дня Крис из оффиса выбрался, выдал мне свой дешифратор и велел протестировать. За эти три дня продаж не было. Обещали перезвонить покупателям, благо немногочисленным, и не перезванивали. Обошлось в итоге, но перенервничало начальство страшно. Боялись гнева производителей софтвера. Отдать за просто так сто тысяч копий. Не все такие богатые.

По случаю продажи компании устроили большой прием. Натан написал приличного размера поэму в шекспировском стиле, которая была зачитана автором и тепло принята присутствующими.

Каждый день что-то происходило. Для разъяснения перемен чуть ли не ежедневно устраивали митинги — пенсионный план, бенефиты, кафетериа план, новый сток опшионс (наконец-то). Натан так полюбил свое детище, что решил новой компании не заводить, а остался нашим СЕО. Но в замы ему прислали хлыщеватого бездельника с очень импозантным видом и красавицей женой. Присматривать за ходом развития, на которое выделили хорошие деньги.

Но Натан не мог руководить компанией. Ему мешала психология инвестора-сиюминутника. Он продолжал экономить на всем подряд. Несколько новых сотрудников, смекнув что к чему, уволились. Уволился и Гоша, которого Крис достал окончательно. А мы пока клепали второй релиз.

Релизы планировались ежеквартально. На наш CD открыли подписку за 20 долларов год, но мало кто подписывался. Софтвер тоже никак не продавался, да и пристроить CD к ведущим производителям компьютеров тоже не удавалось. Брали его только мелкие вьетнамские магазинчики, да и то, все больше бесплатно им отдавали за отсутствием реальных покупателей. Бизнес-модель не работала. Деньги платили только те компании, которые размещали свое хозяйство на нашем CD. Майкрософт от нас отказался. Они работали с СофтТэнк, который для них делал специальный альбом. Они и нам предлагали такой вариант, но на альбом мы не тянули.

В какой-то момент у новых хозяев лопнуло терпение и они стали детально изучать что у нас происходит. Натана обвинили в том, что он не осваивает выделенные средства, что было чистой правдой, и поперли из начальников. Он грустил очень. Последним своим декретом поднял мне зарплату на 10% и отбыл в неизвестном направлении. В том смысле, что после трехмесячного отдыха начал какое-то новое предприятие.

Кевин тоже немного покрутился и куда-то отчалил. В приватной беседе сослался на то, что будущего у кампании нет. Такая маленькая и уже заформализованная. Действительно, заправлять делами стали какие-то новые люди, принесшие с собой другую атмосферу. Задушевная обстановка маленького стартапа улетучилась в течение месяца. Хотя сверхурочные, как ни странно, оставались очень приличными. И по выходным частенько выходили.

Тут еще одно обстоятельство выяснилось, которое и стало решаюшим для меня. Наши ребята, нанятые для поддержки клиентов, были загружены от силы в течение месяца после релиза. CD за неделю расходились, потом было сколько-то звонков, а потом все замирало. Мужики просто болтались без дела. Тогда рачительное руководство стало их привлекать к тестированию. Через пару месяцев мое участие в деле стало явно избыточным, потому что из стадии разработки продукт перешел в стадию производства, как в обычном журнале или каталоге.

В какой-то день меня вызвал Крис и объявил о сокрашении позиции. Со свойственной ему простотой, Крис так по-простому и объяснил — мы можем теперь без тебя обойтись, так что, принято такое решение. Заодно, кстати, сократили и Фреда. Он последнее время сильно скучал и иногда засыпал на работе.

Мы с Фредом тепло попрощались и отправились по домам. Потом частенько еще перезванивались, как и с Кевином, и ребятами из саппорта. Единственный человек, кто совершенно для меня неожиданно, подошел и сказал пару теплых слов был наш красавчик зам. В самый последний день оказалось, что он вполне с человеческим лицом мужик, но положена ему, видать, такая маска корпоративного шлымазла. Письмо рекомендательное очень хорошее написал. Как потом оказалось, именно это письмо меня и привело на следующую работу, где менеджером был англичанин, который мне потом рассказывал, что увидев инженера с рекомендательным письмом, он был очень растроган — есть в Америке приличные люди, да и те из России.

Но, опять же, тут мы к новой истории переходим, а эта уже закончилась.

Первый медицинский осмотр

Наш самый первый медосмотр по беженской программе я совершенно не помню — вот, как вообще не было. Помню только про высокий холестерол. Но, в первой моей тестерской должности я получил страховку Кайзер и был в момент постановки на учет отправлен на общее освидетельствование. Помнится, напоминало мне это заведение советскую поликлинику. А Кайзер, надо сказать, это поликлиника со своей собственной страховкой — идеал социалистической медицины в глазах Клинтона и его единомышленников-реформаторов.

Лечиться мне там, слава Богу, не довелось, но запомнились два эпизода. Первый — когда дочь простудилась и мы позвонили назначить апойнтмент. Но не вышло. Нас сбросили по телефону на медсестру и она по телефону же, опросив о симптомах, сказала какое лекарство принимать.

Второй эпизод — осмотр у врача. Врачи в Кайзере — наемные работники, не предприниматели, как в частных офисах. Как пациент я к врачу отношения не имею. Я клиент не его личный, а системы Кайзер. Соответственно и заинтересованность его во мне не предпринимательская. И это хорошо видно.

Я сижу на медицинской койке и врач, худощавый мужчина лет сорока, меня слушает стетоскопом — вдохните, задержите дыхание. Процесс знакомый. Между делом он интересуется чем я занимаюсь. У меня должность называется Software Engineer, что я ему и говорю. Тот смотрит на меня с недоумением и говорит «я всегда считал, что для такой работы надо высшее образование иметь». Так у меня два высших образования — отвечаю. Тут он с еще большим удивлением меня рассматривает и произносит ХМ, что в переводе на русский звучит как «Чудны дела твои, Господи!!!» Уж, чего такого дебильного у меня в лице, что даже на инженера не похож? Мне вообще, американцы говорят, что я похож на Клинтона.

В США надежда – это экономическая категория

Когда стали известны результаты президентских выборов выборов 1992 года, я понял, что в США надежда – это экономическая категория. Впервые за несколько лет рванули вверх пред-рождественские продажи – раньше люди боялись тратить деньги. Мало того, Fed начал снижать процент по банковским кредитам. Они еще долго будут им манипулировать и весьма успешно, но тогда это было очень к месту. За те два месяца, что прошли от выборов до вступления Клинтона в должность, экономика уже стала лучше и настроение в стране стало лучше. Демократы получили большинство в обеих палатах, то есть, ничто не может помешать им провести в жизнь кардинальные реформы, на которые они получили мандат.

Первая ошибка, совершаемая Клинтоном – он, спеша сделать то, что можно сделать быстро, чтобы сходу показать результат, начинает с геев в армии. Многие недовольны – у нас что других дел нет в рецессию? Более важных? Геи тоже недовольны, потому, что реформа не доведена до конца. Их теперь не будут спрашивать гей-не гей. Но, если сам открыто говорит, что гей – из армии уволят. Половинчатая вышла реформа.

Вторая ошибка, которая стране стоила триллионы, состоит в том, что он поручает своей жене провести реформу здравоохранения. Стервозная, заносчивая, унижающая людей в беседе, открыто неуважительная – она настроила против себя демократов в Конгрессе. Реформу грохнули не республиканцы, а сами демократы. У демократов были в колоде десятки опытнейших политиков, которые провели бы реформу на раз, но нет. Такого лузера как Клинтон в истории США еще поискать. Но, учетная ставка снижается, экономика к 1996 году выберется из затяжной рецессии и Клинтон получит репутацию успешного президента.

Об осмыслении языка

Это процесс. В нашу первую неделю в США, когда мы сидели в нью-йоркском мотеле и смотрели по теливизору мыльную оперу, там тощая тетка говорит толстенной бабище «where did you get jeans that size?». И сказала она это быстро — у меня не было времени на осмысление, но фраза была абсолютно понятна, хотя я тогда практически не владел языком.

С каждым днем ты начинаешь какие-то вещи лучше понимать — не логическим осмыслением, а как на родном языке — сразу, куском, не задумаваясь на каком языке это вообще сказано. Чтобы ускорить этот процесс надо быть в языковой среде — смотреть теле передачи, читать книги.

Второй момент — есть подмножества языка, которые легче тренируются, но тянут за собой весь остальной язык. Например, если, работая в ресторане, человек стал бегло говорить на ресторанные темы, то этот уровень беглости у него распространяется и на язык в целом. Если темы менять все время и совершенствовать язык на более широком лексическом материале, то процесс займет больше времени.

Я это говорю не как лингвист или филолог, но как специалист по методам быстрого обучения и как человек, учивший язык на месте и почти с нуля.

Года через три я перестал замечать в большинстве ситуаций на каком языке идет разговор. Но и сейчас, если я попаду в незнакомую ситуацию, например, на лесопилку, то нужно будет время на то, чтобы там освоиться.

 Сложившийся план курса по тестированию

После того, как ТрайСофт был куплен большой корпорацией с 4-миллиардным оборотом нам если не каждый день, то довольно часто обещали всякие грядущие бенефиты и блага. Никто не врал, просто наш основатель не вполне понимал, что он теперь лишь наемный менеджер, а не полный хозяин в компании.

Я работал очень много часов и не то, чтобы мне эти их обещания были как-то важны. Но я же за язык-то никого не тянул тоже. Обещают-обещают, а потом бац – и сократили. Причем, поручили меня об этом проинформировать этого нерда придурошного, который даже и сообщить человеку о сокращении не может по-человечески.

Если был у меня танк под рукой, а мне мечталось, что вот, он танк – только глаза закрыл и в каждой руке по рукоятке, так и развез бы это гребаное здание до пыли, до щебенки – до того было обидно.

Но это все эмоции, ибо, в сухом остатке я оказался в итоге в серьезном выигрыше от того, что произошло. Но понять это можно только потом, когда уже мозгами начинаешь осмыслять прозошедшее.

Второй раз в жизни мне пришлось выйти на рынок в качестве тестера. Но я и про первый раз еще не рассказал. Поэтому, мы вернемся в апрель 1993 года. Я потерял работу. Нужно сделать мое первое в жизни резюме на тестера. Ну, с работой в этой компании вопросов нет, эту часть я сделал быстро. А что делать с 15-ю годами предшествующей жизни, после окончания института я что делал?

Ну, сразу после института я 4 года работал по железу, и, что любопытно, разрабатывал методики тестирования печатных плат с установленными на них элементами. И методики проверки разрабатывал. И на заводе Промсвязь в Минcке, на улице Подлесной, все это внедрял, наладчиков обучал. То есть, опыт не прямой, но близкий. Я его детально описал.

После ЦКБ Связи я работал по методам интенсивного обучения. И там не только разрабатывал методики, но и кодировал тренажеры. И, чтоб я так я жил, я же их и тестировал тоже. Я, и никто больше не тестировал кроме меня. И white box и black box.

Короче, резюме вышло на славу. Словами классика «такая корова нужна самому».

По тем временам рассылать резюме можно было только по местной газете “San Jose Mercury News”. Берешь воскресное издание до доллар-35 и по нему ищешь работу. За неделю я отправил 5 резюме – не было больше ничего. И получил на следующей недели худо-бедно два интервью. Одно из них с ТрайСофтом, где мне и дали офер на 34 тысячи в год. Эта сумма тоже интересного происхождения. Они мне анкету дали с вопросам сколько получал на последнем месте. Я не был уверен зачем им это надо, но подумал, что как бы они мне ровно столько же не предложили, и оказался прав, в итоге. Как я в анкете про 34 тысячи написал, так мне наш нерд и предложил. Но, поскольку он был именно нерд, и не что иное, то, когда я его спросил почему именно 34 тысячи, то он так просто и сказал – потому, что в анкете столько. Но я поторговался с ним малость, он сходил по начальству и сошлись на 36 тысячах в год. Мне потом при продаже ТрайСофта накинули до сорока тысяч. Так что, прогноз нашего VP с предыдущей работы, что до сорока я дослужусь за пять лет, сбылся досрочно – всего за год.

Второй раз поиск работы у меня занял месяц. Прошло меньше года, но рынок буквально взорвался объявлениями о найме тестеров. В день уже было по 15-20 позиций, что намного приятнее, чем 5 в неделю. Плюс, я уже даже по местным понятиям матерый – две работы в США за плечами. И с английским намного лучше. И стали меня тягать по интервью как ту Савраску – всю Долину перепахал во всех направлениях. И было несколько оферов. Из известных компаний помню Seiko Instruments. Но я ждал офер от Борланда – легендарной по тем временам компании. Они просили подождать и я согласился, потому что очень хотел. В Майкрософт меня, твою мать, не возьмут!!! А в Борланд взяли.

В момент второго поиска работы, увидев как взорвался рынок, понимая как и что нужно подавать чтобы оказаться востребованным, я уже имел в голове абсолютно четкий сложившийся план курса по тестированию, до мельчайших деталей. Я знал кого учить, чему учить, как учить, на чем учить, что писать им в резюме, как препарировать опыт прежней жизни чтобы вытащить из него на свет transferable skills.

Отношение к американской недвижимости

Мы в Москве привыкли жить в квартирах и сама мысль о доме у меня вызывала сильное отторжение. Казалось, что надо залезать на крышу по стремянке, косить траву, выравнивать забор… жуть брала от одной мысли. Мы жили с большим удовольствием в снятой в Маунтен Вью квартире-кондо за 995 в месяц. Но, вокруг нас было очень много новых эмигрантов, для которых покупка дома была чем-то таким, что они об этом говорили с придыханием. По тем временам дом в Пало Алто (предел мечтаний) нащи знакомые покупали от 270 до 370 тысяч.

Была рецессия, плохо продавалась недвижимость. Кроме рецессии обвалу цен помогло землетрясение 1989 года. Цены шли вниз. С конца 1992 года интерес начал быстро снижаться. А мы потихоньку стали вполне предметно ощущать что такое платить налоги. А как платить меньше? — Надо иметь списания. Так, вот, начав зарабатывать, ты неизбежно приходишь к вопросу о списаниях, а от него к покупке недвижимости.

Хронологически у нас это получилось так:
— август 1992, мы сняли квартиру-кондо в Маунтен Вью
— октябрь 1993, мы в этом же доме купили кондо (1200 кв. футов, 2-бедрум, 130К)
— сентябрь 1995, купили дом в Лос Алтос. К этому будет отдельное повествование, поскольку этот дом непосредственно связан со школой.

Дом купить мы были просто вынуждены, поскольку доходы росли и довольно быстро. Кондо уже не спасало своими скромными списаниями. Нужно было что-то значительное. Так, вот, и купили дом, хотя не лежала душа. А потом привыкли и уже стало очень естественно жить в доме.

А потом такое началось с недвижимостью, что я лучше отдельно отпишусь.

Факс машина и поиск работы

Когда я искал первый раз работу тестером, то приобрел факс машину домой с рулоном химической бумаги, которая темнела от прохождения электрического тока. Хотя, на прием я почти не работал – просто отсылал резюме. В то время все отсылали резюме письмами. А я сначала слал факс, а письмо уже вдогонку.

Когда мы только приехали, то нас в Jewish Vocational Services учили поиску работы. Собрали семинар – человек 30 новичков. Пришла худющая девица в джинсах, лет 22-23х. Уселась она с ногами, по-турецки, на стол, лицом к аудитории, и начала свое повествование с того, что она — лесбиянка.

Вот она тогда, среди своих поучений выдала такую теорию, что надо пойти в почтовый офис. Там продаются нестандартные марки – большие, красивые, оригинальные – не как у всех. И, говорит она, именно такую марку надо клеить на конверт с резюме. Секретарь, перебирая с утра почту, увидит красивую марку, положит письмо сверху на пачку, начальник придет и сразу откроет именно наше резюме – а тут нам и карты в руки. Сколько мудрости в ребенке – не лесбиянка, а целая синагога.

Я не знаю что сталось бы с факсом, если бы через пару недель не подошел к концу контракт в Стэнфорде у супруге. Вдохновленная моим успехом, она оседлала это нехитрое устройство и тоже стала с его помощью рассылаться. Процесс у нее занял месяца три и увенчаплся получением позиции по оптимизации конфигурации писишек в громадной организации. ДОС, Виндоус, системные файлы. Так и остался он у нас дома и пригождался еще не раз.

В ТрайСофт меня позвали на интервью как раз после такой рассылки. Факсом же выслали мне directions как к ним добраться и от руки приписали – в костюме и галстуке не приходить. Я только потом понял почему, когда увидел их в шортах и вьетнамках на босу ногу. Босс водил мотоцикл и был в коже с шипами.

Дав мне офер, а это произошло прямо в офисе во время интервью, они спросили не могу ли я порекомендовать приличного программиста. Хо-хо!!! Да у нас тут сразу 20 сократили. Я, естественно, им Гешу порекомендовал, позвонил ему домой. Геша сбросил резюме и был нанят на пару дней позже меня. В этом было большое практическое удобство – он мог меня просвещать в техническом ключе, поскольку я был еще довольно темным и многого не понимал. Да и английский у него был гораздо лучше еще с московских времен. Иной раз нужно лучше понять что было сказано на митинге или в неформальной беседе – а тут как раз и перевод с объяснением.

История жены

Давайте мы продолжим линию жены. Она начала работать в стэнфордском госпитале в августе 1992. Работа состояла в разработке методического обеспечения учебного процесса и в проведении самого этого процесса. Медсестры осваивали новую информационную систему. Английский за год стал заметно лучше, и общее самочувствие тоже — уверенность, приспособленность к местной жизни. Но контракт подходил к концу и нужно было искать новую работу. Как я выше уже говорил, занял процесс месяца три и задержка эта происходила, на мой взгляд, от того, что не было четкой картинки, понимания что она может и хочет делать. Кончилось все это очень странной позицией в громадной компании с жуткими интригами, подсиживаниями и прочими атрибутами корпоративного мира. Начальница, нанявшая мою жену, была в тот момент объектом выживания более молодыми и энергичными коллегами по цеху. В силу этого и ее технические начинания были поставлены под сомнение, что, в конце концов, сказалось и на той позиции, которую занимала супруга. Проработала она там 4 месяца, но привкус нехороший у нас от этого дела был еще долго.

Но, нет худа без добра. Ладно, сказала, она — буду тестером. И была весна 1994 года, буквально месяц до сокращения в ТрайСофте. Я начал на жене шлифовать свою методу перековки — дал ей книжки, объяснил что именно оттуда надо выудить, пару-тройку часов с ней рядом посидел, показывая как делать те или иные вещи — дальше она сама довольно резво понеслась вперед. Но нужно было еще преодолеть академичность учебного процесса. Нужна была практика. Я договорился в ТрайСофте, что она со мной недельку посидит в лаборатории. Там народ малость скривился, но возражать не стал. Так и получилось. Через неделю она была готова к выходу на рынок в новой упаковке.

Первая работа не заставила себя долго ждать. Это был постоянно продлеваемый контракт на 3 месяца в компании Xerox. Через месяцев 9-10, когда супруга моя сказала менеджеру, что уходит, та очень удивилась — чего тебе в хорошем месте не сидится, но пора было уже двигаться вперед. А тогда мы имели на руках 27 с полтиной в час и довольно много сверхурочных. Если часовая ставка превышает определенную сумму, то сверхурочные по закону нужно оплачивать в полуторном размере. Чтобы этого не произошло, а про сверхурочные было известно заранее, ей дали на пару центов меньше этой самой критической ставки чтобы сверхурочные платить по обычной шкале, а не на 50% больше. Тестировался OCR (optical character recognition) софт, что довольно интересно само по себе.

Но, когда жена моя получила первый чек, мы минут пять не могли прийти в себя. Я как сейчас помню эту немую сцену. Мы сидим за кухоным столом на противоположных сторонах, друг напротив друга. Она достает чек из запечатанного конверта, смотрит на него замутненным малость взглядом, пожимает плечами и отдает мне. Я смотрю на чек — там семь с лишним тысяч за месяц. Это слишком много. Да, но еще же и сверхурочные. Сознание с трудом переваривает сумму. Чек переходит из рук в руки в обе стороны. Состояние ошалелости долго не проходит. Вдруг это ошибка и надо вернуть пока не поздно?

Между «Мишей и Гешей» пробежала белая мышь

Еще один важный эпизод из событий периода ТрайСофта. Когда про нас и обещаную премию как-то позабыли, я начал возмущаться. До этого Геша все время нудил, что компания — дрянь, и что все там не так. Я при этом не очень соглашался, поскольку судил с других совсем позиций. Но тут мы поменялись ролями. Меня это дело возмутило, а Геша совершенно спокойно отнесся, мол, обычное дело, пусть отойдут от ликования и тогда о нас вспомнят. А тут еще и жена тоже начала генерить, что безобразие, мол и все такое. Звонит мне на работу и базарит. Геша говорит — давай я с ней поговорю, успокою. Они мирно беседуют, но, в процессе успокоения, на слова моей жены, что надо оттуда валить, Геша отвечает в миротворческом порыве «ну, где ему еще такие деньги заплатят?» Мне это дело не понравилось и после окончания разговора я ему говорю в том смысле, что я, конечно, признателен за добрую волю и все такое, но, вот эта фраза была явно лишней.

Реакция Геши меня озадачила. Он сказал, что не говорил этих слов, и не мог сказать, и что какое его дело (тут я согласен вполне) и, что я как бы на него наговариваю. С мыслью, что мне, может, почудилось я приезжаю домой и уточняю у жены — были такие слова или нет. Она говорит — да, говорит — я еще очень удивилась чего это он в эту сторону вообще пошел.

Этот небольшой эпизод расставил на места многое в моем понимании природы некоторых вещей. Мы никогда не ссорились и не выясняли отношений, но я просто перестал их активно поддерживать и они сами собой сошли в ноль после того, как Геша уволился вскоре из ТрайСофта.

Первое интервью в Борланде

Первое интервью в Борланде, их было всего два, меня напрягло очень сильно. Во-первых, туда доехать — целое приключение, по серпантину, по горам — я им чего? — горец с Военно-кавказской дороги? Чуть концы не отдал по пути с непривычки. Да и машина у меня о четырех цилиндрах, экономичная, не тянет временами ежели на обгон в гору переть.

В самой компании начали мы с утречка и так по одному они меня до четырех часов дня с рук на руки передавали. Самая стыдуха была когда пришли мы в столовую. Там все на кеш и стоит автомат с наличкой. У меня карточка банковская есть, но я код не помню — не пользуюсь сам, никчему мне. Мне собеседник одолжил пятерку. Я взял то, что люблю покушать, а это вышло боком. Взят был пухлый французский батон с ветчинкой, сырком, и всякой всячиной внутри. А его в рот просто так не впихнешь. Нужно сжать обеими руками и только тогда он в рот пролезает. Вот, теперь представьте, что Вы в рот ЭТО впихнули, откусили, а они ждут ответа на вопрос. Ну, чего, думаю, я не взял чего-нить мелкого в размерах — там же было. Не сообразил. Те двое, что со мной на ланч ходили смотрели как я ем с сочувствием и даже, не побоюсь сказать, с сопереживанием. Влюбленными глазами на меня смотрели.

Ну, как бы то ни было, позвали на второе интервью и дали 30 долларов в час, что было фантастически много. Мы вдвоем теперь на семью, начиная с мая-июня 1994 года зарабатываем хорошо за стольник в год.

Золотарев и Руфина

В рассказе о самой первой моей тестерской работе я упоминал парня под сорок, кандидата наук, который получал жуткие деньги — за 60К. Назовем его Золотарев, для определенности. Был он мягким симпатичным человеком, из Москвы. Мы сдружились семьями. У него жена очаровательная, детки замечательные. Они и квартиру недалеко от нас снимали в Маунтен Вью, пока дом не купили.

Золотарев в помещении Пало Алтовской Джуйки вел курсы по программированию на Си. Сначала вообще на доске с мелом, потом у него появилось 6 полуживых писишек, полученных в donation от компании Гузика. Я ему говорил, что надо учить тестированию, но Золотарев не мог принять мое убеждение, что учить надо в Сан Франциско, где есть много людей, которых надо учить. Далеко, говорил он. Мы не выдержим туда-сюда мотаться. А я-то был совсем свеженький, прямо из города, и мыслил пока еще тамошними категориями.

Надо сказать, что в то время в Долине почти не было русской эмиграции. Но потихоньку инженерный народ, находя работу, переезжал в Саннивейл, в Маунтен Вью, в Пало Алто. Потом уже наши родственники стали ехать напрямую к нам сюда, минуя город. От этого и демография «русских» на местности менялась, флуктуируя от доминирования московско-питерских эмигрантов в направлении более широком, охватывающем всю нашу бывшую Родину. Но количественно масштабы были с Сан Франциско на тот момент несопоставимы.

Буквально через неделю после сокращения в ТрайСофте Золотарев позвонил с неожиданным предложением — пока я не работаю провести группу по машинописи для его студентов. Я, все таки, методист — не препод по машинописи как таковой. Никакой самоценности в ведении такого класса для меня нет. Тем более, что надо материалы подготовить. И я вышел со встречным предложением — чтобы он дал кого-то, кого я на примере этогой группы, которую я, конечно, ему выучу, подучу как преподавать по моей методе, а этот человек потом уже будет вести классы. Мысль Золотареву понравилась и он обещал подумать.

Так в нашей истории появилась женщина средних лет, назовем ее Руфина, которая была ко мне приставлена Золотаревым на предмет освоения науки преподавания тайпинга. Руфина была грузинской еврейкой из Баку. Было ей 34 года, но я этого поначалу не знал и думал, что ей лет 45. Двое крохотных деток от второго брака. Она была на тот момент в третьем браке, возможно, не официально, поскольку муж ее работал по строительству а сама она была с детишками на велфере, подрабатывая чем могла за наличку — уборкой домов и у Золотарева на административных функциях. Он ей платил 100 долларов в месяц или около того, то есть, скорее символически. У него самого не было никаких оборотов. Студентов было 5-6 человек в классе. Они платили какие-то гроши. Еще за помещение с Джуйкой рассчитаться. Там действительно не было в бизнесе денег, но Золотарев поначалу надеялся, что дело пойдет и во что-то вырастет.

Если сказать совсем общо, то нищета не делает человека красивее ни внешне ни внутренне. И, поскольку в то время беженская эмиграция была совершенно нищей по приезду, плюс мало кто владел английским, мало кто имел конвертируюму профессию, плюс экономика была в рецессии, то, относительные новички, живущие в нищете, вызывали гораздо меньше удивления, чем жившие в достатке.

Это затянувшееся вступление предваряет мой рассказ о Руфине, какой я ее увидел тогда, в апреле-мае 1994 года. И это объясняет почему никакого отталкивающего впечатления на меня это ее пребывание в нищете не произвело – я привык видеть много людей в таком состоянии в наши первые два года эмиграции, особенно, когда работал в Корейском Центре. Более того, я очень хорошо на собственной шкуре понимал, что людям нужно немного успеха в жизни чтобы выпрямиться и стать сильными, красивыми, щедрыми, привлекающими к себе хороших людей.

Нищета материальная – ничто, по сравнению с подорванной верой в себя и в свои возможности. Без денег ты не натянешь на себя крутое платье от модной фирмы. Без веры в себя ты и выглядишь как одной ногой на погосте, и чувствуешь себя так, и все вокруг, только взглянув на тебя мельком, начинают это не столько даже понимать, сколько физически ощущать уже на подсознательном уровне. Даже и вслух говорить ничего не надо. Достаточно вот этого non-verbal communication твоего взгляда, осанки, вялого рукопожатия, убитого выражения лица.

Конец вводной части

Мы практически закончили вводную часть задуманной истории. В ней новые эмигранты без копейки за душой, без местной профессии, практически без английского, проделывают путь к финансовой самостоятельности в новой стране. В принципе, адаптация в традиционном форумном формате закончена и тема себя, казалось бы, исчерпала. Но, поскольку рассказ ведется ретроспективно, то, зная, что будет дальше, я могу сказать, что он толком еще и не начался. Мы пока только загрунтовали холст и написали на нем задний план грубыми мазками.

Многие спрашивали выше по теме где я беру время чтобы все это описывать при такой занятости? Время найти — не так сложно, при желании. Сложно заставить себя прожить еще раз то, о чем не только не хочется ни говорить, ни вспоминать, но о чем просто и невозможно в полную мощь (то есть, без утайки) рассказать в силу самых разных обстоятельств. А мы вступаем именно в эту часть повествования. Я соберусь немного с духом, и продолжу.

Вторая часть — Михаил Портнов: Наша история адаптации: 1989-2011

Работа в Борланде

Борландовская группа OBEX была переведена из Парижа в недавно отстроенный кэмпус в Scotts Valley. Это несколько миль не доезжая до Санта Круз и около 40 миль в конец от нашего кондо в Маунтен Вью. В группе 12 человек и она довольно интернациональная – 3 англичанина, во главе с мэнеджером Саймоном, турчанка, израильтянин, бельгиец, француз и еще были ребята из нескольких стран. А на месте они уже пару-тройку наняли новых, в том числе, и меня.

Это было время, когда шла борьба за будущие сотни миллионов пользователей электронной почты. У Борланда был секретный договор со Спринтом на совместную разработку и нашу бригаду создавали под этот проект. Что к чему объясняли только после выхода на работу, зашторив окна чтобы не подглядел никто в окно через подзорную трубу – я не преувеличиваю.

Компания по тем временам была легендарно известная, третья в мире по продажам софта. Они быстро росли, делая удачные и не очень удачные покупки. За пару лет до того, как пришел в Борланд, их акции утроились за год. Дальше они только падали. Основатель компании не справлялся с темпами роста и его отставили от должности через некоторое время. В компании работали свыше тысячи человек.

У Борланда на тот момент кроме компиляторов языков программирования были такие убойные продукты как SideKick (personal information manager), Paradox, dBase, InterBase. При мне вышла первая версия Delphi. Еще был оффисный пакет, конкурировавший с Майкрософтовским. Давайте об этих пакетах пару слов отдельно я скажу.

Майкрософт только-только начал делать прикладное программное обеспечение. Еще пару лет назад их знали только как компанию, делающую Дос и Виндоус. На рынке прикладного обеспечения были свои лидеры. Так что, это именно Майкрософт выходил на новый для себя рынок, который он потом полностью под себя подмял. В офисный набор входили Текстовый Редактор, Таблицы, Презентации, База Данных. Соответственно, у Майкрософта это Word, Excel, PowerPoint, Access. У Лотуса был свой набор (AmiPro, Lotus 1-2-3, Freelance Graphics, Approach) и Борланд кооперировался с компанией WordPerfect (WordPerfect, Quattro Pro, Word Perfect Presentation, Paradox). Борьба на этом рынке шла не шутошная и кто победит не знал никто.

Борландовский кэмпус представлял собой комплекс зданий у подножия гор. Мы на митинги частенько выходили на полянку – пройдемся по горной тропке минут десять, прокарабкаемся – а там полянка. И на полянке митингуем. Как-то шли вот так на полянку, взяли ящик пива, а открывалку забыли. Детский сад – я им заколебался ключом крышки отдирать, но советская закалка пригодилась. И был по тропке этой дуб-великан, наверное, обхватов в пять. И в нем у самой земли дупло-не дупло, но можно прямо в этот дуб зайти и там как бы небольшая каморка. Я сначала заходить не хотел, все носом вынюхивал, ожидая, что были там до нас люди с естественными потребностями. Ну, вот, как если бы этот дуб стоял у тропы где нибудь в известных нам местах. А там не было внутри ничего – просто песочек.

Были на кэмпусе круглосуточно открытый бассейн, теннисные корты, пара столовок, магазин компанейских сувениров. Как-то я в два часа ночи пошел посмотреть – в бассейне трое плыли по дорожкам. Многие, такое ощущение, вообще домой не ходили. Еще любил тамошний молодняк автомобиль Мазда-Миата, маленький такой, с открытым верхом. Половина парковки ими была заставлена. Молодежи лет 25-28 было невероятно много. Они и дурачились иногда совершенно по-детски. Держали на работе здоровенные пластмассовые базуки и стреляли друг по другу мягкими каучуковыми мячами очень ярких и сочных цветов. Иной раз так распалятся, что в туалет пригнув голову скачешь перебежками. Не со страху, конечно, но чтобы не мешать им резвиться. Европейцы, блин.

Самое прикольное, что проект со Спринтом через пару недель после моего прихода закрыли. Но команда была ждать следующего и в компании не только никого не увольняли, но и продолжали нанимать, не объясняя на что именно.

Саймон, менеджер, помня мой прошлый опыт с автоматизацией, имел какие-то виды в этом плане, но какие не говорил, а подкидывал мне задачки – сделай это, сделай еще к нему это. Я работал на MS Test (усеченный вижуал бэйсик с набором библиотек для тестирования). Когда мы почти закончили я наконец понял что он хотел создать. Сегодня мы бы это назвали automated testing framework. Тогда мы говорили test harness – такая утилита с удобным интерфейсом для создания, запуска, и анализа атоматизированных тестов. Мне пришлось чесать репу ожесточенно, потому что раньше такого делать не приходилось.

Жена принесла с работы какие-то файлы со скриптами, написанными тамошним гением автоматизации, программистом. Я разбирал их строчка за строчкой и вся эта коллекция чужого кода пару месяцев не складывалась ни во что осмысленное. Но был вечер и было утро – я понял наконец что к чему. На разборе этих скриптов мой уровень понимания автоматизации вырос в космических пропорциях. Пошли слухи, приходили советоваться люди из других отделов когда у них что-то не фурычило и я всегда был в состоянии диагностировать проблему в течение пары минут. Поперла автоматизация!!! Я приходил на работу, и вдруг, мяукнуть не успеваешь, выясняется, что уже рабочий день закончен и надо идти домой. Там контракторы сверхурочные не работали. Ощущение полного рабочего дня сводилось к нескольким минутам. Вот это дожил, докатился!!!

В компании работало много народу из близлежащего Санта Круз. Это университетский городок на берегу океана. Там много артистического народа, художников, большая лесбийская община. Красивое место, надо видеть. Был там один мужик в сапорте, лет под 50 с виду, странный. Ну, например, когда он меня видел, то радостно и дружелюбно кричал «Хайль Гитлер». Ну, псих, натурально.

Как-то раз он заходит в кафешку и со своим обычным веселым как у бешеной собаки настроем кричит сходу – ну, кто загадку отгадает? На него народ в пол оборота стал коситься. Тот и выдает загадку прямо у столика, где три лесбиянки мирно чаевничают: «чем отличается женщина от собаки?» Лесбиянки оживились в не самом благоприятном для продолжения ключе, но тот уже остановиться не мог – «собаку если в дом пустить, то она замолчит». Не видел я его больше, короче, с тех пор.

Еще в Борланде проводились акции под названием Bug Hunt – это когда перед выходом новой версии продукта вся компания один день его тестирует как может. Кто найдет что-то по мелочи, получит на пятерку купон в кафетерий. А кто докопается до серьезного – бонус до 500 долларов. Но всем участникам потом выдают коробку с продуктом. Я так Парадох тестировал и был удостоен коробки с порядковым номером 49.

Вообще, я ничего лучше, ярче, чище, и достойнее не встречал ни до после, чем Борланд тех времен. Это было настоящее профессиональное братство.

Костко и ПрайсКлаб

В бытность мою преподавателем Корейского Центра познакомился я с парочкой одной. Молодые ребята из Владивостока, жизнерадостные, дружелюбные, ориентированные исключительно на бизнес нежели на работу по найму. А в то время была такая сеть магазинов Прайс Клаб – они потом слились с Костко и ничем абсолютно они от Костко и не отличались. Ближайший к Сан Франциско магазин был рядом с международным аэропортом. Получить членство было не просто. Там просто так с улицы не брали.

А ребята эти зарегистрировали бизнес и у них было членство в Прайс Клаб от бизнеса. Как-то они мне говорят – хочешь от нашего бизнеса мы тебе карточку сделаем и будешь по нашему аккаунту делать покупки. Конечно хочу, кто же откажется. В магазине тогда чеки принимали. Карточка была нужна просто чтобы войти-выйти.

Ребятишки это что-то начудили в Америке и смылись обратно в Россию. Взяли в кредит дорогую машину, погрузили ее на баржу, и исчезли. Это мне общий знакомый рассказал. Но я не сразу понял как мне это знакомство отзовется. Как-то раз, подхожу в Прайс Клаб к кассе с полной телегой. Они берут карточку мою и кого-то по телефону вызывают. Приходит мужичек и начинает выяснять знаем ли мы где они, когда последний раз виделись. А заодно говорит, что чек у нас не возьмут, и если мы хотим купить, то, что в тележке, то можем взять за наличные, ибо доверия этому бизнесу больше нет. Они, оказывается там тоже проделали такой же маневр, как и с автомобилем – взяли в кредит и исчезли. А кеша столько у нас и нет.

Я им пытался объяснить, что это мой личный чек и со мной-то проблем никогда не было. Они там все очень извинялись и сказали, что ничего не могут поделать – политика такая. Так я им там эту карточку и оставил – обиделся. Открыл членство уже на себя лично в Костко – тогда это было уже совсем просто.

Работа с Руфиной

С 1992-1993 года когда мы с Золотаревым работали в одной компании прошло год-полтора и я стал понимать, что он прав — учить тестеров в Сан Франциско невозможно – не наездишься. Да и сверхурочные постоянно в планы (в расписание) вмешиваются, и трафик вечером – просто не доедешь до Сан Франциско раньше 9 вечера. Он, на самом деле, очень благосклонно относился к идее обучения тестированию, но понимал это совсем иначе.

Например, вот, такой между нами имеет место диалог:
— надо учить тестированию, смотри какой спрос
— да, хорошая идея, я как раз хочу собрать группу и учить их тестированию
— а чему именно?
— программированию на Си
— а как же тестирование?
— так это же и есть тестирование. Вот, представь, приглашают человека на интервью. Он говорит, что хочет тестировать. Ему сразу вопрос – «а ты Си знаешь?»

Мама рассказывала, что во время войны, в эвакуации, а дело было в Барнауле, она в студенческом джазе играла на ударных. А парней тогда было мало – покалеченные войной и белобилетники. И играл там на скрипочке один еврейский мальчик-одессит. Что ни затянут, а него скрипочка ведет в сторону «Раскинулось море широко…». Вот так и тут, как ни поверни – все начинается и заканчивается Си, а в моих планах для него места вообще никакого не было в помине.

Руфина присутствовала на моих занятиях по тайпингу. Я ей перед уроком объяснял что сейчас будет происходить и после урока мы разбирали по свежим следам методические вопросы. Она очень переживала, что студенты могут унести домой мои упражнения. Что если они их размножат и никто к ней учиться уже не пойдет. Вроде как упражнение само по себе человека может научить чему-то. Я не уверен, что она что-то поняла из методики преподавания машинописи, поскольку фокус у нее был на совершенно другом и ведение занятий не было особо приоритетным.

Руфину одолевали мысли о бизнесе. И не вообще о бизнесе, а о школе. Более глубоких деталей у нее в сознании не было. Школа, как место где чему-то учат. Вот, в Баку, у нее была школа, и очень успешная. Версия своей школы в Баку флуктуировала от рассказа к рассказу. Иногда у нее была своя компьютерная школа. Иногда вместе с партнерами по бизнесу, иногда просто ребята были крутые а она то ли имела к ним отношение, то ли нет. Эта часть ее прошлого остается неопределенной. Но неоспоримый факт состоит в том, что она привержена идее создания школы, без деталей. Поэтому все до кучи пригодится, в частности, тайпинг. Дело нужное.

В перерывах мы трепались о жизни, я рассказал о наших метаморфозах и о том, что надо бы тестирование нести в массы, что я и собираюсь, в принципе делать. Руфина в меня вцепилась мертвой хваткой – давай вместе. Ты все равно целый день на работе, кто-то должен днем быть на месте – отвечать на телефон, с будущими студентами разговаривать. Более того, согласно моего видения, первая часть курса должна покрыть пробел в элементарных компьютерных навыках и знаниях – Дос, Виндоус, файловая система, пара утилит. Вторую, профессиональную, я веду сам – больше некому. Но на азы можно кого-то привлечь. Руфина с невероятным энтузиазмом рассказывает, что у нее компьютерное образование, она вообще программист, в сущности, просто дети малые не позволяют работать, и она базы данных программировала. С азами справится охотно и на раз. Через пару лет к этой истории добавятся такие подробности, что она программировала не вообще что-то, а именно на космических проектах, которые в СССР как раз в Баку и разрабатывались.

Не могу сказать, что ее рассказы о покоренных вершинах программирования как-то на меня произвели впечатление, но, преподавать то, что от нее требовалось в нашем курсе, было делом более, чем простым. Пара месяцев — и всякий мотивированный человек будет это делать очень прилично. А мотивации ей было явно не занимать.

Действительно, если начать учебный процесс, то нужен кто-то, кто снимет трубку. Я на работе не могу этим заниматься. Конечно, за 6 долларов в час в те годы можно было найти очень адекватного человека. Но тогда занятия вести нужно еще кого-то искать? И оно не проблема кого-то привлечь, когда есть бизнес, поток, деньги и все то, что отличает бизнес реально функционирующий от умозрительного. А если нет ничего кроме идеи? И, если быть честным с самим собой, никаких гарантий того, что идея состоятельная нет. Есть видение, есть опыт перековки свой и, по-одному за раз, трех человек (жена плюс двое московских знакомых). И все. А разница между по-одному учить и группой – это как между небой и землей. В этом-то сомнений у меня не было, поскольку я у доски с 15 лет стою. И есть ли достаточно работы для потока новичков? Кто может сказать?

Мысленно я колебался между тем, чтобы взять в компанию человека совсем со стороны, как Руфина, или еще одного инженера, вроде меня самого. Но разногласия в учебном плане подготовки тестера с Золотаревым меня напугали. Пойди объясни программисту, что он не понимает в тестировании. Можно было бы найти еще одного близкого по духу тестера, но его не было. Вообще тестеров вокруг не было – время такое. Кроме того, на телефон отвечать все равно некому. Нанять на телефон человека не сложно, если два инженера скинутся и делают всю остальную работу. Но не было второго инженера. В одиночку я боялся не справиться. Вот такие были на тот момент мысли. Но запуск курса уже не был отсроченным. Процесс фактически пошел. Как минимум, Руфина катализировала мой накопленный потенциал – он должен был разрядиться и очень скоро.

Образ идеального студента

Мое тогдашнее понимание кого принимать на обучение было сформировано, с одной стороны, опытом работы в Корейском Центре, где я встретил невероятное количество интеллигентных, образованных, и, одновременно, совершенно потеряных профессионально людей. С другой – моим опытом развития в профессии. Совокупный продукт, то бишь, итоговый образ идеального студента, был сформулирован так:
— не старше 50
— высшее техническое образование
— английский, пусть скромный, но нужно читать книжку и пройти интервью
— иметь автомобиль
— иметь дома компьютер для занятий

Стоимость курса в моем сознании сложилась очень забавным путем. Я рассуждал так: в среднем человек начинает с зарплаты в сорок тысяч, что было даже малость занижено на тот момент времени. То есть, округляем вниз, в пользу студента. Если мы с него возьмем 10% от дохода за первый год, то это будет для обеих сторон честная сделка. Поэтому, цена была установлена в 4 тысячи и именно из таких соображений.

Следующий момент: ни у кого 4 тысяч в кармане нет среди тех людей, к которым мы обращаемся. Более того, даже если бы и были, то нам их никто не даст, ибо и сам я и профессия тестера есть не более как фантом на данный момент, гипотеза и благое пожелание. Да мне и не нужно вперед (тут у нас с Руфиной большое расхождение), поскольку мы хорошо зарабатываем и можем подождать. Кроме того, если человек поставленной цели не добился, то это на нашей совести и брать с него деньги незачто – с чего 10 процентов-то? Но ничего не брать вперед тоже нельзя – придут люди без мотивации, досужие. Поэтому финансовый расклад такой: 500 долларов вперед (последующие наборы платили вперед $1,000), и 3000 в течение года после нахождения работы по изучаемой специальности. Если работу нашел спустя 6 месяцев и более – то уже не должен ничего. Выплачивать вторую половину начинаешь не с первой получки, а после того, как 3 месяца проработал, чтобы было чувство, что ты «встал на лыжи».

Ни малейшего представления о том как все пойдет финансово с точки зрения формального бизнес-плана, какие будут заработки, я не знал и не очень интересовался. Я по складу, от рождения, фокусируюсь на том, чтобы двигаться в правильном направлении. А какие там детали мне не так интересно, да и нет, на самом деле, реального контроля над этим – чего заморачиваться? Если направление правильное, то там должны быть деньги, поскольку создается что-то востребованное. Чем более востребованное, тем больше денег.

Вот, как если бы водитель вел машину из Лос Анжелеса в Нью Йорк ночью. Ну, сколько той дороги высвечивают фары автомобиля? 300 метров? Но до Нью Йорка машина дойдет несомненно, и без того, чтобы видеть всю дорогу и знать на какой миле и в каком мотеле и по какой цене, и есть ли там рядом МакДоналдс.

Практика в компаниях была очень важным моментом моего понимания успешного процесса. Откуда она возьмется было пока непонятно, но важность практики была совершенно очевидной – это краеугольный камень будущего успеха.

С Руфиной мы не торгуясь порешили на 50-50, зарегистрировали партнершип в сити холле Маунтен Вью. Я придумал красивое, как мне тогда казалось, название – ВиндТест Инструментс, как бы консалтинг по тестированию под Виндоус.

Распредилили обязанности так, что на мне: создать учебный процесс, учить профессии, делать резюме, помогать с трудоустройством – все это вечером и по выходным. На Руфине: учить компьютерной грамотности, отвечать на телефон, беседовать с потенциальными студентами, отношения с Джуйкой (мы на их территории) – основная нагрузка днем, когда я на работе.

Я опубликовал статью в местной независимой русской газете «Взгляд» — она только-только начала издаваться. И к статье было объявление. Весь начальный инвестмент составил расход на это объявление – 200 долларов. Называлась статья «Черный ход в Силиконовую Долину». Там объяснялось, что, вот, есть такая профессия – тестер ПО. Никто про нее не знает, а она ждет тех, кто образован, целеустремлен, и готов трудиться чтобы устроить свою жизнь достойно на новом месте. Собственно, я и сейчас примерно то же самое говорю. Так и собрались первые студенты. Было их 18 общим числом и они в силу особенностей расписания были разделены на две группы – 7 человек в одной, группе и 11 человек в другой.

Первая группа студентов в школе тестировщиков

В основном обе группы были заполнены людьми отчаявшимися. Плохой английский, отсутствие местной специальности. Почти все на велфере. Почти все из Сан Франциско, с небольшим исключением. В возрастном отношении – пара человек до тридцати, а так, все больше за сорок. Одна женщина попала в группу обманным путем. На вопрос о возрасте ответила «ну, до пятидесяти». Было ей реально 54 года, что в какой-то момент впоследствии стало известно. И она оказалась в итоге одной из самых успешных наших студенток. Кандидат технических наук, из Питера.

Глядя на ее путь в новой профессии, я понял, что потолок студента в 50 лет – это просто мои собственные комплексы и страхи, нежелание брать на себя ответственность. В реальном мире возраст не помеха. А у нее не только с возрастом были проблемы, но и с языком тоже совсем не ахти, и, вдобавок, нет автомобиля. То есть, полный букет налицо. Мы к этой даме еще вернемся. Ибо история ее сама по себе заслуживает внимания.

Судьбы, истории людей на переломе судеб — наблюдая свыше трех тысяч человек в их профессиональной и, временами, человеческой трансформации, я довольно много историй могу привести для иллюстрации той или иной идеи. Иногда у меня от всех этих баек и их поучительности возникает почти физическое ощущение тонкой связи с теми людьми, которые документировали для нас истории их современников, живших и столетия и тысячелетия назад. Ученики Христа, сподвижники Моисея или Царя Соломона — кто-то же все это наблюдал, осмыслял, клал на папирусы. Истории людей, которых я наблюдал и с которыми соприкасался в процессе их перековки в тестеры начиная с 1994 года, сами по себе составили бы хорошую коллекцию для любой философской школы.

И мы с Вами еще много человеческих историй прочтем в этой теме. Грустных и веселых, о величии духа и о его ничтожности, о подлости и о достоинстве, о грязи, и о чистоте. О жизни, в общем, ибо что есть жизнь если не путь, не движение, не преодоление?

Пришли 18 отчавшихся прорваться по жизни людей. Что их привлекло? Почему они согласились участвовать во всем этом более, чем странном действе? Социальные работники в Jewish Vocational Services говорили им – ребята, очнитесь, даже если эти неизвестные никому люди не смоются с Вашими деньгами (шанс мал, но пусть даже так) – зачем Вам платить деньги за то, что мы для Вас делаем бесплатно?

Друзья и знакомые им говорили – нет такой профессии. Программисты сами свой софт тестируют. Где ты вообще видел чтобы на инженера новичка с нуля за три месяца кто-то обучил? Еще больше народу им говорили – куда ты с суконным рылом в калашный ряд? Без языка, с непонятно каким (неамериканским) образованием, старый (не сразу после института) – полно американцев без работы. С местным образованием, с прекрасным английским, молодые выпускники университетов – погляди на них, пиццу возят. Что ты о себе возомнил? У тебя нет никаких шансов.

Пришли люди, которые прошли первый тест на успех в жизни – они сказали НЕТ тем, кто их тянул назад. В принципе, они знали мою историю и примеряли ее на себя. Смогу ли я повторить путь вот этого парня? Потому, что весь наш курс был моделированием пройденной мной профессионального пути. И это был если не единственный, то самый важный вопрос.

Руфина на тот момент опасалась разговаривать с потенциальными студентами – совсем не знала, что сказать. Но пыталась что-то говорить, успокаивала, что есть опыт, что не с улицы, что концепция в деле на мне проверена. А остальное уже я сам с ними уточнял если оставались вопросы. Не уверен понимала ли она, что люди приходили после прочтения моей статьи, но была очень горда тем, что народ собрался в таком количестве, постоянно хвасталась как она замечательно с тем поговорила, и с этим поговорила. Может ей хотелось чтобы я ее похвалил, но я совершенно не способен хвалить человека, который сам себя часами безостановочно нахваливает.

Материально-техническое оснащение школы

Шесть дышащих на ладан компьютеров, как я уже говорил, были даны Джуйке фирмой Гузика (Это человек ОЧЕНЬ известный. Про него и книга написана — http://lib.ru/NEWPROZA/TORIN/kompaniya.txt). Руфина ставила это себе в заслугу. Никто не верил, что он что-то даст. Но она к нему сходила и он смягчился. На собранные со студентов деньги были куплены еще компьютеры. Примерно по тысяче долларов за каждый. Были еще небольшие расходы — учебники, например. С Джуйкой был договор — 20% от сбора они получают за помещение, то есть, по сотне со студента. Так что, компьютеров всех вместе было все равно не так много. С десяток, не больше.

Выделенная Джуйкой комнатушка была небольшой, метров 25-20, вытянутой вдоль со столами вдоль длинных стен. Студенты сидели лицом к стене и спинами ряд к ряду. Я мог между ними по образовавшемуся проходу ходить туда-сюда, что очень удобно когда мне нужно править быстро и сразу десятку человек при изучении автоматического тестирования. Комнатушка не отапливалась и выглядела скорее как сарайчик, нежели классная комната.

Нахождение на территории Джуйки имело одно преимущество — мы, хоть и не имеем к ней никакого отношения, но авторитет Джуйки на нас в известном смысле распространяется. Были бы жулики — нас бы Джуйка не пригрела, такое рассуждение имело место. Плюс, как я раньше говорил, Пало Алтовская Джуйка — московская. И даже больше того. Из двух работников Русского Отдела одна женщина — жена моего сотоварища по Институту Связи и в ЦКБ Связи мы с ним тоже работали вместе года 4.

Таким образом, для местных, Силиконово-Долинных эмигрантов (не СФ) из зоны влияния Джуйки (95% от всех советских) мы не просто свои ребята, а очень надежные, приличность которых подтверждается на очень доверительном уровне.

Шесть дышащих на ладан компьютеров, как я уже говорил, были даны Джуйке фирмой Гузика (Это человек ОЧЕНЬ известный. Про него и книга написана — http://lib.ru/NEWPROZA/TORIN/kompaniya.txt). Руфина ставила это себе в заслугу. Никто не верил, что он что-то даст. Но она к нему сходила и он смягчился. На собранные со студентов деньги были куплены еще компьютеры. Примерно по тысяче долларов за каждый. Были еще небольшие расходы — учебники, например. С Джуйкой был договор — 20% от сбора они получают за помещение, то есть, по сотне со студента. Так что, компьютеров всех вместе было все равно не так много. С десяток, не больше.

Выделенная Джуйкой комнатушка была небольшой, метров 25-20, вытянутой вдоль со столами вдоль длинных стен. Студенты сидели лицом к стене и спинами ряд к ряду. Я мог между ними по образовавшемуся проходу ходить туда-сюда, что очень удобно когда мне нужно править быстро и сразу десятку человек при изучении автоматического тестирования. Комнатушка не отапливалась и выглядела скорее как сарайчик, нежели классная комната.

Нахождение на территории Джуйки имело одно преимущество — мы, хоть и не имеем к ней никакого отношения, но авторитет Джуйки на нас в известном смысле распространяется. Были бы жулики — нас бы Джуйка не пригрела, такое рассуждение имело место. Плюс, как я раньше говорил, Пало Алтовская Джуйка — московская. И даже больше того. Из двух работников Русского Отдела одна женщина — жена моего сотоварища по Институту Связи и в ЦКБ Связи мы с ним тоже работали вместе года 4.

Таким образом, для местных, Силиконово-Долинных эмигрантов (не СФ) из зоны влияния Джуйки (95% от всех советских) мы не просто свои ребята, а очень надежные, приличность которых подтверждается на очень доверительном уровне.

Гога

Студенты первого набора. Спустя 17 лет я некоторых помню очень хорошо, но, не всех, конечно.

Гога – симпатичный мужчина из Киева, лет 48. Работает временно уже месяца три – чертит что-то за копейки. Он очень светится весь улыбкой, теплом, доброжелательностью.

Как-то, в конце курса, я рассказывал о прохождении интервью. А Гога и еще пара студентов уже в тот момент искали работу. У меня был список из десятка важных принципов, которые я им один за другим, под номерами, на доске изложил. Через неделю был очередной урок и Гога, возбужденный прошедшим вчера интервью, на перемене меня отзывает и говорит: Миша, когда Вы рассказываете об интервью, очень важно рассказать вот об этом – и он один за одним перечисляет то, что я неделю назад рассказывал. Я ему отвечаю – разве это не то, что я рассказывал в последний раз? Он смотрит на меня удивленно, как будто я с Луны свалился. Послушайте, говорит он, в следующий раз когда будете рассказывать про поиск работы, очень важно сказать вот об этом – и снова идет по моему списку. Он не столько усвоил материал, сколько присвоил его, что для педагога очень приятно, на самом деле.

На последнем уроке каждый студент запускал свой проект по автоматизации тестирования. Каждому был выдан софт для этих целей, всем разный. Гоге достался детский мультимедийный продукт. На экране лес с птичками и животными. Кликнешь на ворону – она крыльями машет и кричит Кар-р-р. Кликнешь мышкой на волка – он сразу завоет УУУ-у-у-у. Гога создал скрипт, который на всех нажимал подряд. Зверье лесное голосило со страшной силой. Народ в классе катался по полу от восторга. Гога был счастлив – на вершине блаженства. Позвольте, спросил его я – а что тут тестируется? Это какое-то демо получилось. Нам же надо сравнить реальный результат с ожидаемым, найти разницу или установить совпадение, записать результат в лог файл – мы же это изучали два месяца. Он на меня смотрел непонимающими глазами – чего я прицепился к идеальному скрипту?

Гога обладает двумя важными качествами, которые друг друга дополняют. Первое – он не врубается в предмет. Второе его качество полностью компенсирует первое – он абсолютно уверен в собственной если не гениальности, то непогрешимости. Вообще, Гога полностью сфокусирован на себе и ничто за пределами этой темы его не волнует. Если бы он мог сам себя поцеловать, то ходил бы весь день сам с собой взасос. Он всем нравится с первого взгляда. Со второго меньше, с третьего может и не нравиться, но уже поздно.

Гога влюбился в правилу тестирования Graphic User Interface – и это понятно, знаешь мало, а ошибок находишь много. Он на первой же работе так всех потряс тонной баг рипортов по этой теме, и так был рад сам за себя, что его профессиональный рост на этом остановился навсегда.

Причин для переживаний за него у меня нет – он получил то, что хотел получить, прожил полноценных 17 лет с хорошей зарплатой и вышел на пенсию в тестерской должности. Дом он купил через год после окончания школы. Во всяком случае первый свой дом. Я с ним потом не встречался, хотя было одно пересечение через год, о котором я расскажу после в совершенно другом контексте.

Отступление: пусть кому-то не покажется, что я над кем-то из студентов прикалываю или подсмеиваюсь. Я почти всеми, за редким исключением горжусь и очень рад их успехам. А посмеяться спустя столько лет — не грех. Над кем смеемся? – над собой смеемся.

Аня

Аня – 54 года, из Питера, кандидат наук. Очень серьезный и очень располагающий к себе добрый интеллигентный человек. Очень маленького роста, от чего кажется на 10-15 лет моложе. Настроение ровное, очень стабильное. Никогда не показывает своих переживаний, а ей переживаний хватает.

Учится Аня самозабвенно, соображает великолепно. В академическом смысле – безукоризненна. Острый пронзительный ум, сходу проникает в глубину понятий и связей между ними. Она потом очень высоко поднимется профессионально. Ей сейчас 71 год, но Аня продолжает работать тестером – умница большая.

А в то время ей нужно выходить на практику в Борланд. А это довольно далеко и машины у нее нет. Живет Аня у родственников в Лос Гатос, что по мне дороге – я в это время работаю в Борланде. Кто-то ее привозит в контрольную точку, где я Аню подбираю и везу в Борланд. Обратно она едет с кем-то из ребят, работающих там.

Аня – это пример скромного мужества и трудолюбия, которые сметают любые проблемы и пачки проблем, каждая из которых могла бы свести на нет успешную эмиграцию сотен и тысяч людей, поставленных в ее ситуацию.

Беня тоже из Питера. Он приезжает в школу из Сан Франциско. Был он когда-то программистом давно, на чем-то таком писал, что сейчас уже не найти нигде. Он совершенно седой в свои 45 лет, ну, то есть, ни одного волоска темного. Беня очень интеллигентный и ранимый человек. Он к себе очень критичен, болезненно переживает свою временную неспособность к производительному труду на новой Родине. Он ОЧЕНЬ мягкий и ОЧЕНЬ славный. По уровню самоотверженности Беня побил все рекорды на пару лет вперед. Он тоже попал на практику в Борланд. Но, если из Маунтен Вью мне туда 40 миль в конец, то из Сан Франциско, да с учетом трафика – это несбыточно. Так в жизни не бывает и мы все это понимаем.

Беня живет у друзей в Пало Алто всю неделю и ездит в Борланд оттуда, а на выходные возвращается домой. Когда доходит до поиска работы я ему настоятельно советую покраситься в темный цвет – у него молодая свежая кожа на лице – его эта седина старит на 20 лет. Но жена Бени встает на рога и категорически возражает – пусть возьмут такого как есть. После Борланда у него первая работа – на 15 долларов в час. Беня просто не может сидеть дома без дела – это его убивает. Пусть за 15 долларов, но что-то делать и быть среди людей, не в четырех стенах.

Физик

Физику лет под 50, из Харькова, кандидат наук. Стройный высокий мужчина, подтянутый, серьезный. Производил бы очень хорошое впечатление, если бы не одна деталь – у него испитое лицо хронического алкоголика. Это при том, что он абсолютный трезвенник и ни на вкус, ни на дух спиртное не переносит. Вот такая особенность внешности. Мне это вновинку, но надо как-то работать с тем, что на руках. Физик ходит на бесчисленные интервью, но дальше дело не идет, при том, что он, наверное, самый сильный на выпуске. Но, если человек не бросает дело на полпути и идет до конца, то ему обязательно улыбнется удача. Физика интервьюирует серьезный русский парень в одной из компаний. И этот парень понимает сразу с кем имеет дело. Он идет по начальству, все объясняет, и Физик снова в строю.

Первые проблемы с Руфиной

Я тут начал про ребят рассказывать, и это тоже важная линия, но давайте мы вернемся к партнерам по бизнесу и к бизнесу как таковому. Мы начали учить эти две группы 20 августа 1994 года и закончились они 6 ноября. Я по старым и новым связям искал возможность пристроить их на интерншип. Троих взяли в мою самую первую компанию – один из тамошних русских ребят по моей просьбе подкатился по начальству и договорился, спасибо ему. В борландовском списке адресов электронной почты были разные группы для циркулярной связи. Среди них была и группа QA Managers. Вот в эту группу я и послал запрос – не нужны ли практиканты-тестеры. Откликнулись 4 менеджера, но реально взяли практикантов только в две – Парадох и КваттроПро. Итого — 6 человек практикантов в Борланде. В двух компаниях уже девять.

Человека три сразу исчезли и никогда больше не возникали – трудно сказать зачем они приходили, но по факту было именно так.

Одна женщина, очень славная, из Питера – ее муж по своим каналам на работу определил. Она была первой, кто вышел на работу, но мне ребята без обиняков сказали – это не в счет, она не с рынка работу нашла. Но, в 1994 году она была единственная, кто нашел работу. Остальные либо были на практике, либо искали работу, либо еще не очень искали, но собирались. Второй поток начался в первых числах декабря и никаких таких результатов, под которые можно было бы народ собирать, не было. Куда без знамени поскачешь?

Начинается декабрьская группа и в ней всего 10 человек. Из них один – просто любопытный мужик с денежкой – ему работу менять не нужно, но просто интересно. В этой-же десятке и мой старший брат. Он в течение года волонтерствовал преподавателем математики в сити колледже – помогал студентам с домашней работой. Я с самого начала не понимал почему он хочет преподавать математику в США. Он ее и в СССР никогда не преподавал. Ну, бывает, пробка вылетела и он перешел к действиям в правильном направлении. Вообще, он когда с самолета по трапу спускался в начале 1994 года, его уже ждала волонтерская позиция в НАСА – на Си программировать. Я через знакомых договорился. Их через 3 месяца в штат перевели. Но брат отказался, хотел преподавать математику, и все тут.

Итак, у нас в декабре всего одна группа, то есть, преподавательская нагрузка вдвое меньше, чем поначалу. Надо сказать, что мне пришлось очень тяжко с преподаванием, поскольку у Руфины был провал по ее тематике – народ не выучился простым вещам и мне приходилось их подтаскивать на ходу, что не есть гуд ни в каком отношении. Я ей объяснял где и что надо подправлять на будущее и не делал из этого проблему, поскольку всякий процесс нуждается в корректировке по ходу дела.

И тут я смотрю – в декабре у нас новая статья расходов – привлеченный педагог за 10 долларов в час, который ведет Руфинины классы. И кто же этот педагог? А наш Физик, то бишь, ноябрьский выпускник. Он, в принципе, нормальный мужик, но дело не в этом. Во-первых, без моего ведома такие вещи делать неправильно. Во-вторых, он завтра выйдет на работу а мы так и не наладим свой собствепнный процесс. А мы об этом именно и договаривались, и не намеками, а в самом явном виде. И не то, чтобы Руфина была перегружена чем-то таким.

Я к ней подкатываюсь с вопросом – что, мол, у нас такое происходит со строительством курса молодого бойца? Тут она переходит в атаку и говорит, что она у доски стоять не собирается, что она ни больше, ни больше – менеджер и, выражаясь ее словами «бизнес-вумен». Как это выглядит по форме Ваше воображение легко представит, если я напомню, что она возмущена – раз, и что она грузинская еврейка из Баку – два, три, и четыре.

Я не приемлю когда человек отказывается от своих слов. Мое, например, дороже любых бумаг с печатями, потому, что мне и в голову не придет отказываться от собственных слов. А тут мы имеем такую картину и даже не маслом, а совсем другими субстанциями. Чем я, естественно, счел необходимым поделиться с Руфиной, поскольку между партерами секретов быть не должно – одно дело делаем. Она настаивала, что чуть ли не сутками, в отличие от меня, который на работе прохлаждается, разговаривает по телефону с потенциальными клиентами, без чего весь бизнес, как она считает, пойдет прахом.

На самом деле, студенты придут или не придут независимо от ее разговоров. Будет трудоустройство – придут. Не будет – не придут. Нет серединки между этими двумя стульчиками, не усидишь на разговорах часами по телефону.

Но, как факт, приходится признать, что она действительно часами трындит с теми, кто звонит по нашему объявлению. Плюс, кроме объявления, круги по воде идут от тех, кто на практике – а это 9 человек и за каждым следят десятки людей. Кто-то посмелее и он уже звонит сейчас. О чем можно говорить часами? В конце концов, можно собирать их группками небольшими и я с ними вечером сам могу поговорить, если надо. Или Руфина – но почему по одному?

На самом деле, была у Руфины для этого причина и очень веская – она в этих разговорах чувствовала себя не Золушкой, а Принцессой Бизнеса. Она часами рассказывала звонившим истории, которые сама для себя придумала. И это очень опасная фигня, потому, что если ты одну историю сотню раз повторишь, так и сам верить начнешь. Рассказывалы она им как создала в Америке бизнес, как в Баку космонавтов учила компьютерным навыкам, как пригласила в свой бизнес Мишу, он парень неплохой, в Борланде работает и под ее чутким руководством сможет себя еще показать.

Я, с одной стороны, понимаю, что всякому человеку хочется себя чувствовать лучше, но есть бизнес, есть общий интерес, есть договоренность, на которой стоит бизнес и если договоренности больше нет, то и бизнеса этого тоже больше нет. Но самое чудовищное, что она верит в свои байки и начинает со мной разговаривать так, как будто она меня осчастливила свои доверием, взяв в свой процветающий бизнес с сидением на велфере и 100 долларами в месяц налом, получаемыми из рук Золотарева.

В чем разница между вот такой школой и, например, таким бизнесом как продажа семечек стаканами из мешка? Тебе не нравится партнер – отдал ему стакан и больше не торгуешь с ним из одного мешка. А в школе кроме партнера у тебя есть десять человек, которые не просто деньги заплатили, а которые смотрят на тебя как на Моисея, который их сейчас должен вывести из Египта с последующей оплатой от доходов в Земле Обетованной. Их-то куда девать?

И, конечно, сейчас я бы очень хорошо разрулил эту ситуацию так, что Руфина исчезла бы из моей жизни навсегда и ребята были бы присмотрены. Но если бы я тогда был такой умный как сейчас, то я сейчас был бы совсем другим человеком и, наверняка, не описывал бы этих событий и не развлекал бы тут Вас, дорогих моему сердцу посетителей форума ГоворимПро. Я смалодушничал и проглотил предательство Руфины. Ей при этом от меня на словах досталось и она малость попритихла. Я, в принципе, могу тоже сказать пару слов так, что ночь спать не будешь, если мне в печенки влезть. Но, до такого в тот раз не дошло.

Оптик

Оптик учится в нашем втором, декабрьском потоке – ему на вид лет 45, но точно не скажу, поскольку в бороде человек. Он из Иркутска, физик по образованию, кандидат наук, разрабатывал какие-то мудреные кристаллы. В Америку Оптик приплыл на яхте в начале девяностых. Участвовал в регате с товарищем, во Владивостоке или в его окрестностях. Так и приплыл. Получил политическое убежище. Он и жил на яхте на своей и работал в марине – чистил и красил чужие яхты. Потом попал к нам.

Он, начав рассылку резюме, сходу получил приглашение на интервью в Майкрософт, в Редмонде, то есть в штате Вашингтон. Ему и перелет и гостиницу на день оплачивают. Прикольно. Назначили интервью на субботу, что бывало тогда частенько. А в четверг накануне звонит рекрутер и предлагает пойти на интервью в Адобе. Оптик говорит – я не уверен, у меня в Майкрософте сразу на двух проектах интервью — скорее всего я на следующей неделе уже не буду на рынке.

Рекрутер перезванивает и предлагает: давай так, идешь в пятницу на интервью в Адобе, и, если получаешь там офер, то уже в Майкрософт в субботу не полетишь. Оптик согласился – кто-же полетит в другой штат, если офер на руках? Идет он в Адобе и получает прямо там офер на 25 долларов в час, что по тем временам очень приличные деньги, как сейчас 40 долларов получить. Я его поздравляю и так, чисто для проформы, спрашиваю не собирается ли он в Редмонд? Оказывается собирается, поскольку для него Майкрософт – это святое и упускать такую возможность никак нельзя.

Летит он в Майкрософт, интервьюируется в двух бригадах и в одной получает офер на постоянную позицию. Начинать через месяц. Более того, он им рассказывает, что живет на яхте, а она подтекает и до Сиэтла сама не дойдет. Ему в офер вписывают перевозку яхты на платформе сухопутным путем за счет конторы.

С Оптиком не соскучишься. В понедельник, он мне рарассказывает всю эту историю с Майкрософтом. И я снова попадаю впросак, спрашивая его «так теперь будете месяц отдыхать?». Ну, что Вы такое говорите? – удивляется оптик. Я завтра выхожу в Адобе. Надо же хоть месяц потренироваться где-то. Неудобно в Майкрософт совсем сырым приходить.

Спрос на тестеров 1996

Что-то случилось с рынком в январе 1995 года – спрос на тестеров рванул так, что за два первых месяца не только наши первые две августовские группы устроились на работу, но и из малочисленной декабрьской тоже те, кто не отправился на интерншипы, за неделю-две находили работу. И тут, что называется, поперло. На смену вымученной декабрьской десятке набрались две полноценные группы по 15 человек. И какие группы – в связи с перебором желающих среди них проводился тест и собеседование. Народ уже был помоложе немного и были это всерьез истосковавшиеся по хорошему делу люди.

Стало намного веселее, а то я уже начинал себя чувствовать местным Иваном Сусаниным. Тот хоть вражескую силу в лес завел, а я так и вовсе своих. На душе отлегло. Никто, включая меня самого, не знал в начале пути чем закончится предприятие в плане трудоустройства выпускников.

Тем, кто приходил с интерншипов, резюме сделать было не так сложно, поскольку у них уже был реальный опыт работы и много в те годы ни у кого и не могло быть. Но как быть с теми, кто сразу на рынок рвется? Я производил допросы с пристрастием, пытаясь выудить из студентов что-то из прошлой жизни, что можно использовать в качестве переносимых навыков. Увы, мы выросли в другой культуре и резюме в СССР никогда не имели. Просто анкету заполняли при приеме на работу и все.

Осноная проблема состояла в том, чтобы свернутое действие развернуть и разложить на многочисленные составляющие. Даже сегодня, 17 лет спустя ни русские, ни китайцы, ни индусы, которым я делаю резюме не умеют этого делать. А тогда, да с большевистским прошлым – вытащить детали из наших ребят было невозможно. Я принял правила игры и стал просто фантазировать чтобы такое этот человек мог делать в этой должности. Процесс перешел в другую плоскость – я спрашивал: делал такое? Они отвечали да или нет.

Типичный диалог:
— Вы в Кишиневе чем занимались?
— Инженером работал
— А где именно?
— На заводе
— На каком именно заводе
— Так, на телевизионном
— А что Вы там делали?
— Так я же и говорю – инженером работал
— Я понял, инженером, а что именно делали, конкретно?
— Ну, что инженеры делают, то и я делал
— В цеху работали или среди конструкторов?
— В цеху
— Что за цех?
— Сборочный
— Конвейер?
— Конвейер, а на выходе выбраковываем

На этом месте мне уже достаточно информации и я пишу с десяток буллетов как он боролся за качество телевизоров и что при этом делал. Если руку набить, а мне на безрыбье пришлось, то наука эта не хитрая. Да и профессий, в большинстве, у студентов не так, уж, и много. Процентов 80 из них укладываются всего в десяток. С этим разобрались.

С рассылкой резюме сложнее. В те годы не было столько рекрутеров как сейчас. Мой полный список включал менее 80 организаций, из которых на 15-20 приходился практически весь рынок. Остальные по мелочи крохи подбирали и никакой роли не играли. Важно было при таких масштабах не подорвать доверия к нашему брату. Я с ужасом представлял себе как каждый рекрутер за год получит в руки сотню, написанных мной резюме. А я, между прочим, тоже в стране всего-ничего. И даже по русской литературе у меня в школе больше четверки не выходило. Поэтому я всех рекрутеров разделил на три категории: крутых, так себе, и плохоньких. Каждому выходящему на рынок студенту я индивидуально выдавал список поделенных по-братски рекрутеров из всех трех категорий.

Еще практиковалась такая техника. Выпускник выходит на работу. А звонят ему потом еще месяцами. Причем, многие запоздалые звонки идут с горящими вакансиями на руках. Тем, кто вышел на работу я раздавал по паре-тройке резюме новичков на случай таких звонков. Налетает озабоченый рекрутер, а ему говорят: ты знаешь, у меня сейчас проект на руках, но я тебе дам Васю – это то, что тебе надо и как раз вчера освободился, даже резюме еще не рассылал. Срабатывало исключительно – реферал от успешно работающего человека есть большой убеждающий фактор. Люди тусуется и дружат по категориям. Успешные с успешными, лузеры с лузерами.

Предприятие разрасталось и встал вопрос нахождения большего количества интерншипов. А где их взять-то? Все личные каналы задействованы, больше не осталось. Тут мне знакомый один звонит, тот самый, что с Гайдаром корешковал, и говорит, что у них в компании хотят создать департмент по тестированию и начать думают с найма менеджера – давай, говорит, резюме срочно.

В Борланде было очень неплохо. Но я там пережил зиму, то есть, сезон дождей, то есть, возвращение домой в темноте по серпантину горной дороги со слепящим глаза встречным транспортом. И когда свет этих фар тебе из-за поворота, а это раз в пять-десять секунд, как пулеметная очередь шарашит по стеклу, а стекло покрыто мелкими каплями дождя и каждая капля сама превращается в маленькую лампочку, и дороги в темноте не видать. И ты думаешь – ну, блин, сегодня точно до дома не доеду без приключений. Утомляет, честно сказать.

Кроме того, я уже после двух увольнений носом учуял, что сейчас нас всех сократят, потому, что это было в воздухе. Собственно, разогнали проект через месяц после моего ухода. А я успешно прошел два раунда интервью и был принят менеджером. Там был приятный момент. Я на первом раунде с семью другими менеджерами разговаривал – большая компания, солидная. Потом мне когда офер сделали, я просто опешил – за такие деньги я бы и время на них тратить не стал. Назвал свою сумму. После чего через неделю был приглашен к президенту компании.

Он на меня с большим интересом посмотрел и сказал следующее. Я бы никогда в жизни тебе столько не предложил, но случилось невероятное. Эти семеро, которые никогда ни по одному вопросу не могут прийти к консенсусу, пришли ко мне все сразу и сказали, что надо накинуть. И не так там и много было – под 60 тысяч с хорошими бенефитами, но я выговорил, что приведу бесплатных интернов, поскольку планы большие, а бюджет совсем несерьезный. Они, надо сказать, очень были рады именно бесплатности интернов.

Где-то с марта-апреля 1995 года началась у меня совсем другая жизнь.

Опять Руфина

Руфина меня как-то совершенно взбесила местечковыми делами. Ее кто-то там попросил взять парня, который только что приехал, мимо собеседования и она его включила, не сказав мне ни слова. Я из совка от этого блатмейстерского дерьма уехал – это раз. Чему мы студентов учим? – это два. Что у нас двойной стандарт? И, опять же, или мы партнеры или что вообще происходит? Она струхнула. Входить со мной в конфликт из-за совершенно постороннего человека ей было совершенно никчему. Вызвали его на дополнительное интервью и формально провели через ту же процедуру, что и всех остальных.

У Руфины, надо сказать, от предвкушения чего-то большого в жизни, стало сознание малость просветляться. Меньше стало дерготни и больше порядка в действиях. Кроме того, теперь уже и звонков и других разговоров стало на порядки больше. Ладно, пусть висит на линии, если ей это так приятно. Но и она тоже уже не может с таким потоком управляться так, чтобы по 2-3 часа на человека. На нее и муж помимо всего наезжает, что она и дома все время на телефоне. Начинается назначение митингов с небольшими группами. Плюс, нам и тесно и неуместно уже квартировать в Джуйке и мы снимаем офис в Лос Алтос, на той самой плазе, где, по стечению обстоятельств, находится сейчас наша школа.

Там грамадная комната, почти квадратная. Менеджер подарил оставленный кем-то просторный кубик и мы его в углу поставили для Руфины. Там у нее теперь офис. У нас и компьютеры все новые, и помещение в более, чем приличном коммерческом здании. И это не то же самое, что ободраный сарай.

Ностальгия по родине

Если бы меня лишили гражданства и депортировали, как Солженицина, например, то я, может быть и испытывал что-то такое, не уверен. Еще люди искусства как рыба без воды себя иногда ощущают — писатели, поэты, режиссеры.

Мне только первое время в силу невладения английским было тяжеловато. Хотелось новости послушать на русском языке и в привычном стиле. Это проходит по мере того, как человеку есть чем заняться. От безделья все эти заумствования. Не у всех, конечно, но у многих. Мы, купив квартиру в октябре 1993 года поставили на балконе тарелочку и у нас в избытке русскоязычного вещания — фильмы, новости — все американское, из Нью Йорка.

В то время когда мы уезжали, только начав процесс, из состояния лени и безразличия ты начинаешь довольно быстро сталкиваться со всякой дрянью и сволочью — паспортные столы, военкоматы, ОВИР, медосмотры, покупка билетов, обмен валюты. Ты начинаешь каждым днем там тяготиться и каждым часом.

Вот, типичная ситуация. Провожаем товарища — у него дома проводы. Его брат, завуч в техникуме, член КПСС, преподаватель английского, говорит, что не одобряет и сам никогда и ни прикаких обстоятельствах никуда не поедет. Через три месяца встречаем его на других проводах — он сам в подаче, говорит, что лишнего дня не может тут находиться.

Ностальгия!!!

Была такая фраза популярна, переделка из «Как закалялась сталь» — жизнь дается человеку только один раз. И прожить ее надо ТАМ, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы … далее по тексту

Таймер

Компания, где я был менеджером, назовем ее Таймер, была частью большого концерна по названием American Brands. Чего только там в этом концерне не производили, вплоть до табака, но нас это мало касалось. В компании было две линии технологических продуктов — навороченные мыши и трэкболы по 120-150 долларов за штуку (90% годовых продаж приходились на 2 месяца перед Новым Годом) и Персональный Менеджер (календарь, записная книжка, расходы, звонки, апойнтменты, и еще несколько). Брэнд был такой, что мы делаем продукцию для серьезного менеджмента, не для всех. Были бумажные календари и гроссбухи в коже, переносные сумки для лэптопов, замки от умыкания Маков. Прикольная обстановка. Практически только белые — ни африканцев, ни азиатов. Была компания расположена на полпути к Сан Франциско, в городе Сан Матео.

Первым делом мне дали нанять из нашего сапорта двух тестеров. Один был совсем юный, лет 19-20, Филип (можно Филя). Другому было лет 28 и звали его Дэйв. Оба — замечательные парни, продукты компании знали как свои пять пальцев. Филя называл себя resourceful — он постоянно тырил что плохо лежит на этаже и наша тест-лаборатория быстро наполнилась мебелью, списанными, но работающими компьютерами, полочками, и т.п..

Мыши имели пожизненную гарантию и их, специально сделанный на заказ робот, тестировал на 10 миллионов кликов по кнопочкам. А кнопочек было не две, а четыре. Их можно было программировать. Например, левая нижняя кнопка с одновременным нажатием на SHIFT шлет куда надо заранее положенный в нужное место пассворд.

Ни в Борланде, ни в Таймере я не мог никому сказать — возьмите у меня практикантов, которых я в свободное время учу на стороне. Нужно было «лицо школы». Единственным остававшимся свободным было лицо Руфины. Я ей назначал протокольный апойнтмент, она приходила, жала руки, кивала головой, а я уже оговаривал детали. В Таймере была та же история. На Руфину выполнение представительской функции произвело сильное впечатление. Она не только всем вокруг, но, временами и мне тоже, говорила, что здорова договариваться о практике для студентов, и как бы без нее все это рухнуло в тартарары.

Я сначала брал по пять практикантов на пару месяцев, но, потом дошло и до десяти одновременно, в две смены. В самой школе нагрузки стало очень много и я начал скрипеть, работая по 60-70 часов в неделю, включая субботы и воскресенья. Дело начинало принимать невозможный оборот. Еще больше начала скрипеть моя жена.

К преподаванию подключили Филю и Дэйва. Им пришлось особенно тяжело в моральном ключе. Парням платили в Таймере по 12 долларов в час в сапорте и по 14 в тестировании. У них на глазах безязыкие «чурки» вылетали за пару месяцев на 20-25 долларов в час — у ребят искры из глаз сыпались от удивления. Ладно, Филя, он без вышки. А у Дэйва степень бакалавра по бизнесу. Но им нравилось преподавать — все копейка лишняя в хозяйство.

Конечно, практика у меня под боком была для выпускников не просто практика, а настоящий мастер класс. У меня их расхватывали просто из рук. Рекрутеры звонили, брали референсы, поскольку ребята в резюме ставили Таймер — пусть и бесплатный, но опыт. А мы и не говорим, что бесплатный. Никому в голову не придет если им в рожу сам совать не станешь. Я и резюме прямо там сочинял — задерживался после работы, не в ущерб компании.

Полярник был у меня практикантом. Невысокий, шуплый, волосы крашеные, лет сорока мужчина с Севера откуда-то, в строительстве работал. Он даже что-то около-компьютерное тоже в СССР закончил и типа был крут, хотя по этой линии никогда раньше не работал и путался в простых вещах постоянно, но с достоинством. Полярник комплексовал серьезно по поводу плохого, почти никакого английского. И не так его английский был и плох, как он себе внушил. Бывает такое. В принципе, он соображал хорошо и был упорным, доводил дело до конца, пусть и коряво. Как-то он мне скрипт на Майскрософт Тесте сдал с гордостью, вот, работает. Я когда начал смотреть что там внутри — оборжался до икоты, хорошо, что не при нем. Полярник — мужчина ранимый, а я к нему хорошо отношусь. Он по жизни рассудительный и не сачок. Параллельно со школой пиццу развозит, на жизнь зарабатывает.

Из-за этой пиццы я с начальством договорился, что мы ему будем 15 долларов час платить из расчета 20 часов в неделю, чтобы он мог сосредоточится на тестировании. Полярник объяснял, что не может пиццу оставить пока не начнет получать что-то у нас. Но, на деле, он пиццу не бросил, продолжал развозить, что мне не нравилось, честно сказать.

Тем временем, у нас накопилось уже с пяток-десяток трудных студентов. Хорошие ребята, но не тянут, не понимают, не врубаются. А тут уже с первых устроенных по 250 долларов в месяц начинает капать, и дальше-больше. То есть, появляется маневр. Договорились с Руфиной, что на оставшиеся пол ставки мы Полярника берем в школу, вести тот же проект, что и в Таймере, но на школьной территории, вытаскивая отстающих по одиночке. Он, надо сказать, поскольку мы очень много времени проводили в беседах, хорошо пропитался моей философией, наслушался примеров из жизни. Если что непонятно — звонил мне в офис из школы с вопросами. И он по-настоящему тащился, когда тяжелейший, без преувеличения народ, выходил в итоге на работу. То есть, можно сказать, что Полярник — мой воспитанник и помощник, мы на одной волне. Вот, только, работу искать боится из-за английского, хотя на его глазах народ устраивается ничуть его не лучше в плане владения языком.

Он как-то сказал интересную фразу. Речь шла о какой-то ситуации в школьном офисе, где Полярник теперь проводит половину дня, и я спросил что думает Руфина. Он на меня посмотрел с ехидной улыбкой и сказал «мнение Руфины — это мнение человека, с которым она говорила последним». Это действительно очень точная характеристика. Не убавить не прибавить.

С появлением собственного офиса, где можно в течение дня дотягивать отстающих, мы фактически имеем безотходное производство — nobody left behind. При этом, добрая половина студентов, изголодавшихся по нормальным заработкам, идет на рынок без всяких интерншипов. Мнения разделяются. Те, что были на интерншипе, говорят, что без него никогда бы работу не нашли. Те, кто идет сразу на рынок, говорят, что нет смысла ту же работу делать бесплатно.

Филькина любовь

У Фили в нашей же компании, в соседнем отделе, любовь — нежная, хрупкая, очаровательная девочка лет 18-ти. Я с их этой любви чуть не влип крупно. Ее бывший ухажер — натуральный псих, с пистолетом ходит, неуравновешенный. Он ее преследует из-за того, что она теперь с Филей. Как-то раз любовь эта прибегает в наш лэб со слезами, хватает меня за руку и говорит, что Филя пошел на паркинг лот с этим придурком отношения выяснять, а у того пистолет.

И настолько у меня ничего в мозгу в этот момент не было кроме «наших бьют!!!!», что я помчался на паркинг, поручив девочке вызвать полицию. Пару минут я их разнимал, благо, оба шуплые, а я под сто кило тогда весил. И смотрю на этого психа, чтобы он неожиданно не достал оружие. Страха не было совершенно. Идиотизм полный. Мне даже хотелось чтобы достал и я бы ему оторвал и тут и там. Сорок лет — ума нет. Но тут соколы с сиреной подлетели и его забрали, а с меня протокол сняли. Не оказалось у него, кстати, оружия при задержании. Но Филя и Дэйв с тех пор ко мне стали как-то более тепло относиться. У нас теперь есть мужская солидарность. Девочка всем растрепала про схватку. Девелопмент менеджер, американец, пришел ко мне и пальцем у виска покрутил, но одобрительно. Филю все любили в компании, он там как сын полка был. И девочка у него тоже очень нашенская. Мы их в обиду не дадим.

Енжоить бабки

Если не секрет, сколько вы платили за преподавание Филе, Дэйву и себе?

Сообщение от Acemaster

Ребятам по 25 долларов. А себе мы не брали. Все тратили. Руфина, как я сказал, была на велфере. Если бы она начала брать деньги, то ей бы велфер уменьшали. Надо было довести доходы до такой суммы, чтобы ей имело смысл от них насовсем оторваться. Мне и вовсе было никчему, поскольку мы итак хорошо зарабатывали.

Я — владелец бизнеса и свой труд по преподавательским часам оценивать не могу. По собранным задним числом деньгам (это меньше, чем было реально отработано, не все удалось собрать) я за первый год в итоге получил тысяч 90, не беря ничего в течение самого этого первого года.

Меня мгновенные деньги совершенно тогда не интересовали. За первые пару лет мы настолько привыкли жить на самом минимуме, что выходили из этого состояния довольно долго. Как сказал один знакомый, приехавший за 10 лет до нас: зарабатывать, ты, Миша уже научился. Теперь учись «енжоить бабки». Ну, как их енжоить. Пошли мы с ним и еще с парой ребят в стрип клаб. И доллар не жалко, но как-то неудобно в чужие трусы его совать.

Сравнение работы в СССР и в США

Ну, если только об общем векторе, без излишней детализации, то я могу попытаться как-то сравнить работу в советских учереждениях и в американских. В СССР был один наниматель у всей страны – государство. В США на государство работают 25% населения. Еще 50% заняты в малом бизнесе. Оставшиеся 25% работают на компании средние и большие. Есть еще нон-профиты.

Государственные работы и работа в крупных корпорациях ближе к СССР – большая структура, спихотехника, незаинтересованность в результатах, подсиживание, и проч. Но, конечно, при всей внешней схожести, есть фундаментальные различия. В США в качестве общего фона присутствуют несколько вещей, которые всюду, как воздух, ты их не замечаешь, но они всюду:
— нет озлобленности, все мирно и чинно. Никто не орет, не машет монтировкой на дороге, не хватает за грудки. Отношения очень спокойные
— американцы не принимают на себя лично производственные вопросы. Если человеку говорят, что что-то нужно переделать, то это его не ставит в положение униженного или обиженного – обычный рабочий процесс. Никто не хочет никого унизить или оскорбить.
— в стране есть законы и чем крупнее компания, тем круче ее накажут за нарушение прав сотрудника. Буквально на миллионы штрафуют. Поэтому, отделы кадров следят чтобы не было ни у кого повода судиться, чтобы загасить любой намек на конфликт в зародыше. Судят не только за щипание задницы, но и за непродвижение по службе, этническую или любую другую дискриминацию, десятки разных причин.

В небольших компаниях порядка и заорганизованности меньше. Там больше все зависит от конкретного босса или менеджера – и оплата, и атмосфера, и отношения сотрудников. В Калифорнии, например, в частном бизнесе, ты можешь уволиться в любую секунду, но и тебя могут уволить в любую секунду. Это позволяет менеджменту и владельцам компаний создавать и поддерживать определенную атмосферу наряду с обеспечением экономической эффективности.

Здесь еще в культуре есть понятие privacy – уважение личного пространства человека. На работе не принято лезть в семейные дела, в отличие от СССР, где о тебе сотрудники знали все, о твоей семье, и о детях.

Вообще, уважение к закону тоже сказывается на всем. Если в СССР закон воспринимался только как нечестная попытка у тебя что-то стибрить, и, действие в обход закона было как бы даже делом чести и совести, то тут все наоборот. Никто не хочет нарушать закон. Разве, что, отбросы общества. И это очень приятно, на самом деле – вся жизнь кардинально преображается когда не надо врать, юлить, ловчить, выкручиваться, подозревать всех и каждого.

В СССР нас всех система подозревала по определению. Если я задаю вопрос «а можно я ….», то первая мысль отвечающего – «где подвох?». Тут подвоха никто не ждет. То, что Ильф и Петров называли «страной непуганых идиотов».

Заехал я как-то за женой на работу, машина ее на обслуживании была. А там у них порядок, ну, прямо армейский. И менеджер, Бен, – отставной вояка, в НАСА раньше служил по тестированию самолетов. Я ему культурно выражаю восхищение, типа, приятно, посмотреть как у тебя народ тестирует. Бен смотрит на свою команду, которая не поднимая головы долбает по клавишам, и говорит с тоской – да разве это тестирование?
А как надо тестировать? — спрашиваю я. А, вот, в НАСА мы знаешь как тестировали? (его глаза загораются):
— понедельник тестируем
— вторник тестируем
— среду тестируем
— четверг тестируем
— а в пятницу – на борт и взлетаем

Конец с Руфиной

Филя и Дэйв вели в классе проект, но тестирование преподавать кроме меня было некому. Я вел и ручное и автоматическое. И резюме делал, и что с ним делать объяснял, и на вопросы многочисленные по ходу дела отвечал, и консультировал тех, кто уже вышел на работу — надо было иногда помочь тоже. Накапливалась чисто физическая усталость. Мало того, мне приходилось иметь дело с абсолютно дезориентированными людьми, приходящими в класс. Я все это придумал, создал своими руками с нуля, от начала до конца довел до результата и тут ко мне в мой бизнес приходят люди, садятся за парту и они абсолютно уверены, что это бизнес Руфины, в который она то ли от жалости, то ли по случайности кого-то там наняла уроки вести.

Я ей попытался объяснить, что так делать нехорошо. Тут выяснилось, что она вообще не понимает что я это придумал и создал. Она думает, что это все она сама. Она совершенно искренне так думает. Дошло до полного идиотизма. Я ей сказал дословно на утверждения, что ничего особенного я в бизнес не привнес «очнись, для тех, кто прошел через эту мясорубку, я — живая легенда». На что ответ был совершенно искренний и тем самым еще более чудовищный — «кого я к доске поставлю — тот и будет живой легендой». Стало понятно, что история подошла к концу и вопрос только в том как будет поставлена финальная точка. Жена, когда я сказал, что с Руфиной у нас ничего не получится и надо начинать свою школу, отдельно от нее, сказала, что вообще никакой школы не надо, сил на это нет. У нас все есть, что нужно для жизни. Пусть выкупит твою долю, и сама как хочет со всем разбирается. Я был согласен. Сил на новые подвиги не было совершенно.

Повод для окончательного разрыва не заставил себя долго ждать. Но, прежде, чем мы перейдем к этой части, надо сказать, что летом 1995 года, к первой годовщине запуска курса, в Сан Франциско стали появляться один за одним какие-то копии нашего курса. Причем, много и быстро. Каждый месяц добавлялось по одному-два и к концу года в русских газетах уже было с пяток объявлений. Руфина жутко по этому поводу переживала — наш бизнес отнимают конкуренты. Я смотрел на это так, что из Сан Франциско к нам еще нужно добраться, что не каждому под силу. То есть, мы из города собираем цвет — оснащенные, мотивированные, осведомленные. Если учить прямо в городе, то собрать желающих легко, но на работу мало кто устроится, в то время, как у нас практически 100-процентный результат. То есть, они, конечно, соберут деньги поначалу с тех, кто нам все равно не интересен, но в бизнесе удержаться не смогут в силу крайне слабого результата.

Руфина бизнеса не понимала в упор. Каждый, кто за сотню баксов дал в газету объявление, казался ей концом ее собственного бизнеса. А тем и нанять-то было некого преподавать. Да и понимали они в предмете не больше Руфины, которая готова была взять деньги со всех, кто готов их заплатить. Она требовала чтобы мы увеличили набор. Можно было и утроить и упятерить — желающие сотнями выстраивались в waiting list. К сентябрю 1995 года в записи было 250-300 человек. Когда я говорил, что нельзя брать больше, чем мы в состоянии устроить на работу, она истерила и кричала, что пока люди деньги дают — надо брать, а там уже будет видно. И что я, типа, зажрался, а ей двух детей малых поднимать.

Нахождение днем в современном офисе, где, одновременно, был Полярник и десяток студентов создавало у нее ощущение руководства оживленным бизнесом, большим хозяйством. Мало того, со временем некоторые рекрутеры, зная уже о нашей школе, позванивали и просили прислать кого-то. Парочка студентов из подопечных Полярника так получили работу. Руфина возгордилась так, что крыша у нее поехала еще больше, если вообще можно было быть дальше от реальности, чем она уже была. Кто-то из студентов отказался дать ей резюме для рассылки, сославшись на мой список рекрутеров и инструкцию не выходить за его пределы. Руфина мне в офис звонит в истерике, что я подрываю ее авторитет. Я ей объясняю спокойно, что есть процесс, она просто не в курсе его деталей. И что, если кто-то будет просить резюме, надо со мной согласовать кого отправлять, поскольку я это тщательно координирую.

Тут она мне и говорит: «да я не хуже тебя этот процесс координирую и студентов на работу устраиваю». Вот и отлично, говорю я. Значит мне не нужно продавать мою долю бизнеса постороннему человеку. Если ты согласна на 150 тысяч, то я ее продам тебе. Она тут же согласилась, без торговли, и мы на некоторое время расстались, повесив трубки, почти друзьями.

Это произошло в двадцатых числах июля 1995 года.

Проблема в этой замечательной идиллии была в том, что Руфина не имела в кармане 150 тысяч и кредит в банке ей, человеку на велфере, никто не даст. Остается брать с нее по частям. Но, чтобы брать по частям, надо чтобы у нее было чем платить, то есть, чтобы она оставалась в бизнесе. Эта часть вызывала не то, чтобы сомнения, а полную уверенность в том, что она не сможет в нем выжить в течение пяти лет, на которые мы договорились растянуть платежи. Пять лет по тридцать тысяч, две с половиной в месяц — нормально. Но насколько надежно? Получается, что надо ей помогать, поддерживать. Но, в принципе, я же люблю уроки вести. Если не в лом и за нормальные деньги, почему нет?

Но, все равно, это не тоже самое, как если бы просто деньги из банка. Я сразу оговорил, что всю сумму она должна независимо от того справится ли с бизнесом. Не уверен, не бери. Руфина согласилась, хотя ей это казалось нечестным — с чего же она должна деньги, если бизнес накроется? Согласилась она, потому, что хотела от меня избавиться и, в принципе, хоть и боялась, но верила искренне, что это она подняла и поставила бизнес на ноги. И вообще, я его тормозил, развернуться не давал — свел все к тестированию, вместо того, чтобы Вижуал Бэйсик и С++ преподавать, да и деньги уступал конкурентам, вместо того, чтобы все забрать себе, и в Сан Франциско ничего открывать не хотел. Руфина хотела от меня избавиться не меньше, чем я от нее.

Мы на словах все обговорили в очень миролюбивой обстановке. Договорились 10 августа вечером, после работы, собраться для подписания документа о выкупе моей доли. Я не упоминал об этом раньше, но у нас кроме договора о партнерстве не было раньше никакой документации — все на словах. Все, что оговаривал договор было дележкой 50 на 50. Тут мы уже решили расписать все подробно, чтобы не было потом разночтений. Руфина сказала, что у нее есть какой-то американец — то ли адвокатЮ то ли студент-юрист, он ей поможет грамтно сформулировать. Сама она на написание письма из двух строчек на английском могла провозиться два часа. Так что, мысль была вполне разумной.

Днем 10 августа Руфина позвонила мне на работу и сказала, что все готово к подписанию и все подготовлено в полном соответствии с нашей договоренностью.

По мере того как эмоциальная часть сделки стала затихать, а сделка была эмоциональной с обеих сторон, я начинаю анализировать и взвешивать риски. Тут становятся очень ясными два момента:
1. Пока Руфина мне платит мои 2500 в месяц — я не могу, по условиям выхода из бизнеса, с ней конкурировать, то есть, я не могу создавать никаких школ, учить на дому, работать по найму в другой школе. То бишь, она крайне заинтересована в том, чтобы я ей действительно не мешал. Разве, что она полностью накрылась и уже сама не в бизнесе.
2. 30 тысяч в год — это десять студентов в год, то есть, вообще ничто. Я могу просто за один вечер в неделю у себя в кондо учить три человека и это уже будет намного большая сумма. А желающих — отбоя нет.

То есть, на самом деле, риска никакого нет. Чем Руфине помогать удержаться в бизнесе я за то же время больше заработаю.

Чук и Гек

За те две недели, которые прошли между нашей первой договоренностью о покупке моей доли в бизнесе по телефону и 10 августа, когда мы назначили подписание окончательного соглашения, произошло нечто, о чем мне стало известно позже. Но, в целях соблюдения хронологии повествования, я расскажу о происходившем, несмотря на то, что на тот момент я об этих событиях не знал.

Итак, я сижу на работе в Таймере, Руфина находися в это время нашем школьном офисе в Лос Алтос. Мы только что договорились о моем выходе из бизнеса. Руфина чувствует себя, с одной стороны, нервно, с другой – ее распирает от открывающихся возможностей развернуться по настоящему. И тут к ней приходят двое, я буду их называть для определенности Чук и Гек. Эти двое выглядят солидно, даже растопыренно малька, потому что бизнесмены, в натуре. Они вообще крутые – у них своя газета в Сан Франциско, только что начала издаваться, правда, но все равно – реклама своя и бесплатная. Они решили сделать и школу тестеров тоже. И решили – это значит, что сделают.

Другое дело, что, если делать, то лучше купить готовый бизнес или войти в долю с хорошо поставленным бизнесом, чем начинать с нуля. Поэтому, с кем-то или без кого-то они на днях начинают школу. Помещение присмотрели, компьютеры купить – не проблема, реклама собственная. То есть, успех так и так обеспечен. Но, если Руфина хочет к ним присоединиться в качестве партнера, то они не возражают. И условия более, чем честные. Они обеспечивают помещение, компьютеры, рекламу, присмотр за процессом на месте, в Сан Франциско. А Руфина приводит студентов, организует такой-же процесс, как и в Лос Алтос (преподавание, практика, трудоустройство). И, поскольку партнеров теперь трое, ей, по-честному, за труды дают треть от бизнеса и его прибылей.

И Руфина была бы не Руфина, если бы она
А) не перепугалась до полусмерти, что обойдутся без нее
Б) не согласилась сразу же на все условия, не торгуясь

Новым партнерам она сказала, что нас тут двое и что я как раз ухожу, так что, она вполне легитимна и правомочна принимать решения. И тут есть серьезная юридическая проблема. Она не могла скрыть от меня, действующего партнера и совладельца, предложения о партнерстве со стороны. Ибо такое предложение резко меняет цену моей доли. Кроме того, я на текущий момент являюсь таким же точно партнером как и она – сокрытия предложения является не только по нравственным, но по юридическим нормам серьезным преступлением, которое ни в одном суде защитить, случись разбирательство, невозможно.

Чук и Гек, будучи людьми серьезными, ей сказали, что хотят видеть наше соглашение о моем выходе из дела. Чтобы не только на словах, но и документально быть уверенными в чистоте сделки. Таким образом, Руфине нужно, во-первых, скрыть от меня происходящее. Во-вторых, заполучить подпись под соглашением о выходе из партнершипа. И все это совсем не сложно. Но есть одно но – что, если, не дай Бог, конечно, бизнес не пойдет так успешно как хочется, а платить придится все 150 тысяч. Эта мысль ей не давала покоя настолько, что Руфина совершила роковой шаг – она в предложенный мне на подпись документ, тот, что с ее слов составлен в полном соответствии с договоренностью, внесла совсем иную формулировку. Я получаю в течение 5 лет 20% от прибыли, но не более 30 тысяч в год. То есть, если денег в бизнесе нет, то я ничего не получу. Мало того, есть деньги или нет никто не знает – их легко скрыть, особенно наличку. Тем более, при ее талантах.

Со стороны Чука и Гека сама изначальная идея привлечь Руфина была совершенно прокольной. Если бы они это предложили мне, например, то я бы им сказал то же самое, что уже до этого сказал парочке таких-же предпринимателей: ребята, в тот момент, когда я захочу что-то делать в Сан Франциско, я сам сниму помещение, сам куплю компьютеры и не стану ни с кем делиться прибылью. Потому, что 15-20 тысяч, нужные на съем помещения и закупку компьютеров не тянут никак на две трети от бизнеса, где уже стоит очередь из 300 человек с тысячей долларов в руке и в три раза большей суммой, выплачиваемой в течение года после обучения.

Казалось бы, Чук и Гек совершили головокружительную сделку, получив за свои три копейки в сотню раз больше, чем оно того стоило. Но в этом же и проблема. Готовность Руфины на такую чудовищную несправедливость в распределении прибыли должна была озадачить элементарно разумных людей. Они могли бы бы сами себя спросить зачем они нужны Руфине? Но, скорее всего, они точно так же не понимали, что школьный бизнес имеет под собой что-то кроме помещения с компьютерами. Если у тебя есть комната и в ней 20 компьютеров, то у тебя есть школа и доход, и нескончаемый поток студентов. You wish!!!

ай-ай-ай позариться на чужое добро? и не стыдно им?

Сообщение от Hellenna 

Вы тоже странные вещи говорите. Как же им может быть стыдно, если «украсть» и есть бизнес. В их сознании это абсолютные синонимы. Вы можете их в Америку переселить или на Луну. Что изменится?

На заре кооперации я познакомился с фото-журналистом, большим юмористом и прикольщиком по фамилии Лахметкин. Было ему лет 50 тогда, а мне на 20 меньше. И он как-то говорит, а не поймешь всерьез или нет — он все так говорит, что есть две модели построения бизнеса — русская и еврейская. Дело было году в 1988 где-то. Я естественно прошу объяснить разницу. Он и говорит, что еврейская — это когда долго, кропотливо, и по чуть-чуть накапливается богатство. А русская — спрашиваю я? А русская, говорит он, это когда
— много
— быстро
— и не работая

Это как же так, разволновался я — приведите пример. Ну, например, говорит он — на улице разогнался бегом, сорвал у прохожего норковую шапку, и деру. Видишь, все сходится — и быстро, и много, и не работая.

Прикалывал, я думаю. Но, как видите, многие так и живут. Во всяком случае, из того, что я видел — бизнесмены от велфера и пиццы именно такие, за редчайшим исключением.

Покупка Кондо

А в нашей жизни тоже, пока суть да дело, идут перемены. Мы прикидываем сколько нужно будет заплатить в налоги при наших доходах и понимаем, что так жить нельзя, особенно в свете грядущих поступлений от устраивающихмся на работу студентов. Мы начинаем присматривать дом. Связались с риалтором, той самой китаяночкой, что когда-то нам помогла снять квартиру и она-же нам потом помогла оформить покупку кондо.

Риалтор нас проинстуктировала что к чему и мы стали сами что-то присматривать, поставив мысленно планку в 400 тысяч, что было по тем временам на пределе того, что могут купить люди с двумя хорошими зарплатами в семье. Облазили весь Пало Алто – там за эти деньги такие страшные жуткие сараи, что просто отвращение внутренее возникает. Жалуемся риалтору и она советует обратить внимание на Лос Алтос. Там самое простенькое начинается от 450 тысяч, но лоты больше, и вообще, город на 15-20 лет позже застраивался, чем Пало Алто. Там другой строительный стандарт. Да нам Лос Алтос и удобнее во всех отношениях, поскольку дочь не хочет менять школу. Вы, говорит, дом покупайте, но так, чтобы школа осталась та же самая.

Ладно, начинаем шуровать по Лос Алтос. Как это выглядит? Берешь газету, выписываешь адреса в выбранном ценовом диапазоне, и объезжаешь по выходным, когда там Open House. И тоже – картина безрадостная. Либо гаража нет – в бедрум переделали, или стоит дом на шумном перекрестке. Но, едем как-то мы с одних смотрин на другие по улочке и видим табличку, что дом открыт для просмотра. А у нас в списке адреса этого нет. Зашли и просто влюбились – ну, просто, то, что доктор прописал. Спрашиваем цену – 500 тысяч. Уходим – говорит жена решительно. А я ей по дороге объясняю, ну, послушай. Лишние 50 тысяч – это всего пятерка сверху при 10% даунпейменте. Это вообще ничто. Но дадут ли нам мортгидж? Звоню Леше, тому, что тут весь Институт Связи принимал, он сейчас мортгидж брокер, объясняю ситуацию. Говорит Леша, что справимся с учетом дохода от бизнеса, он знает как это показать в нужном ключе.

К моменту встречи с Руфиной 10 августа у нас уже принят офер и мы готовимся переезжать. Не мгновенно, но где-то в октябре – пока там все документы через банк и Title Company пройдут.

А студентам, которые учатся в двух группах, сказано, что я отхожу от бизнеса и что на них это никак не отразится — я все, что должен был сделать в их классах, доведу до конца. Они совершенно спокойны. Полная идиллия со всех сторон. Мир и покой.

Мошенничество Руфины с соглашением

Я пришел в школу вечером после работы. В половину восьмого или около того. Шел урок. И мы сели в кубике Руфины. Она как-то неуклюже лебезила и причитала, что все как договаривались и надо подписывать. Я взялся читать подготовленный документ на полутора страницах. Читал вслух шопотком, не спеша. Она поддакивала после каждой фразы «вот видишь, я же говорила». Чувствовалось, что какое-то паскудство имеет место происходить — это было на ее лице и в фигуре, и в причитаниях, но я не знал конкретно в чем дело на тот момент. Дошли до места, где была кардинально изувечена моя доля. Мне показалось, что я начинаю понимать почему она так мерзко выглядит и так странно себя ведет — обманывает. Сказала, что все в точном соответствии и солгала. Сознательно солгала, сволочь. Я был готов ее прямо там придушить. Но вместо этого сказал спокойно, как мне казалось — «мы не так договаривались».

Руфина стала заламывать руки и чуть не слезами заливаться о своих обобранных мною малолетних чадах. Я сказал, что подписывать не буду и встал чтобы уйти — очень устал. На что Руфина, с таким видом как-будто я ее на большой дороге с вилами подстерег, заголосила чтобы я правил как мне угодно этот текст. Я ручкой на нем написао сверху как должно быть и поставил инициалы у моей правки. Нет, говорит Руфина, этого не достаточно. Мой адвокат сказал, что, чтобы он мог продолжить работу над документом тут должна быть подпись, что с изменениями возражений нет. Я всеми фибрами ощущал подставу, но мне не нужно было ничего кроме того, о чем мы договорились. Я написал «с изменениями согласовано», и подпись.

Ничего о партнерах Руфины я еще не знал, но уже понимал, что денег мне не видать — это раз. Реальные обороты бизнеса я не узнаю никогда и проконтролировать что к чему не смогу — это два. То, что она сделает все, чтобы не платить, было понятно как божий день — это три.

Я пришел домой и рассказал все жене. Вместе мы пришли к тому, что подписывать соглашение, в выполнение которого мы не верим, смысла нет. Я позвонил Руфине, а было около одиннадцати вечера и сказал, что никакого окончательного документа мы подписывать не будем и никакой договоренностьи о моем выходе у нас больше нет — передумал я. Она начало страшным голосом кричать что-то о моей неблагодарности, но я повесил трубку и мы пошли с женой думать как быть дальше.

В принципе, нам от Руфины ничего не надо. Отбоя от желающих учиться у нас нет. В доме, который мы уже практически купили, есть здоровенный гараж на две большие машины. У гаража отдельная дверь — вход с улицы и отдельный туалет. Там десять компьютеров отлично встанут и еще место останется. Больших оборотов нам не нужно, а стольник, не напрягаясь мы за год заработаем. Поэтому, никаких обязательств о неконкуренции мы на себя не берем. С паршивой овцы, то есть оставляемого бизнеса, нам хоть шерсти клок. Например, половину стоимости оборудования чтобы на новом месте класс поставить. Помочь с переговорным процессом вызвался тот самый наш московский товарищ, жена которого с Гайдарами корешковала.

Я не хочу вдаваться в детали переговорного процесса. Могу только сказать, что было тошно и мерзко смотреть на эту подлую, насквозь лживую тетку. Обсудили детали, договорились, что Руфина подготовит новое соглашение, и разошлись. Чек за половину стоимости оборудования она мне выписала — было там тысяч 15-16. А соглашение так никогда и не подготовила. На мой вопрос как с соглашением, она истерично завопила, что она наш партнершип в сити холле сама расторгла и никакого соглашения со мной подписывать не будет.

Первые занятие в гараже

В самом конце октября 1995 года начались занятия в моей гараж-академии. Мы постелили карпет на бетонный пол, купили столы, заказали у вьетнамцев десять писишек, соединенных в сеть, покрасили стены гаража, повесили на потолке лампы дневного света, доску приладили. И стало очень даже прилично.

Ниже я помещаю видео, снятое по моему заказу для местного русского видео-канала «Отражение». Уж, не знаю даже кто там его смотрел — не я, так точно. Но был один канал и я подумал, что надо им воспользоваться. Видео это вышло в декабре 1995 года — первое, самое древнее, можно сказать в нашей истории. Классная комната — это в гараже. Специально снимали так, чтобы было непонятно, что гараж. Там, где я у книжных полок говорю — это уже в самом доме. Я сам пересмотрел видео в контексте рассказываемой истории — грустно выгляжу, не моя энергетика, подкошен событиями.

Угрозы от Чука и Гека

Седой Беня, которого я пригласил сняться в этом видео, поначалу согласился. Но потом перезвонил и, буквально плачущим голосом, попросил его освободить от этого мероприятия — не хочу, говорит, чтобы Руфина на меня обидилась. Я ей оставил бизнес на полном ходу и ушел ни с чем. Мой единственный капитал — это люди, которые знают правду. Те две девушки, что на видео, согласились не только без колебаний, но с радостью. Я тогда Бене сказал — об одном жалею, что ты у меня учился, а не у Руфины. Он даже не спорил и не оправдывался, просто жалостно скулил в трубку.

Преподавать у Руфины было некому. Ни в Сан Франциско, ни в Лос Алтос. На полную ставку перевели Полярника, наняли самовлюбленного Гогу, еще пару вчерашних выпускников. Набрали они три группы по 20-25 человек в Сан Франциско и столько же в Лос Алтос. Все это рекламировалась как «та самая школа» и ее филиал в Сан Франциско. Первым заходом новые партнеры кинули на тысячу долларов каждого полторы сотни человек. Они бы и больше запустили, но не было производственных мощностей.

Меня трясло от бессилия и от неспособности как-то помешать этой омерзительной бойне. Нищих разводят циничные мерзавцы на последние копейки, которые люди отдают чтобы вырваться из нищеты. Я не мог ни спать, ни сосредоточиться ни на чем другом. ГАДЫ!!!!

Нужно было просто переждать, отлежаться на дне пока сойдет мутная пена. Их должно было хватить на два выпуска. Пока учатся первые 6 групп никто жаловаться не будет, поскольку студенты хотят получить работу. Им не учебный процесс обещан, а трудоустройство. К моменту окончания первого потока из шести групп еще скандала нет, поскольку непонятно еще, что «кина не будет». Но, к моменту окончания второй партии из 150 кинутых, результаты первого потока будут такими чудовищными, что на этом свежесформированный партнершип прекратит существование. Тут, как не ходить к бабке-гадалке.

Чук и Гек мне забили стрелку. Чук позвонил по телефону и завел странный разговор. Дословно, он сказал: у Вас враги есть? Я даже не сообразил что он такое несет и кто это вообще такой. То есть, по объявлениям в газетах я понял, что у Руфины в городе есть какие-то партнеры, но деталей не знал. Чук предложил встретиться, поскольку есть проблемы. Мы с женой приехали в их офис на Гирибасовской. Присутствовали Чук, его жена, и Гек. Поздоровались и решили для знакомства обменяться историями. Чисто внешне Чук выглядел очень симпатичным мужиком лет сорока — стройный, можно сказать, видный мужчина, с интеллигеннтной бородкой как у научного сотрудника. Речь у него не развита, с первых слов понятно, что очень тупой. Оказался он спортсменом, в прошлом. То ли борцом, то ли что-то вроде этого. Он периодически к месту и не к месту грозился разобраться, говорил, что за них пишется братва в Нью Йорке. Косил под уголовника.

Их завела Руфина, которая меня боялась и ненавидела параноидально. Кто-то по городу развешал листочки на остановках, что, типа, кидалово на ходу и что никуда не ходите учиться если не знаете лично выпускников. Без уточнений. Мне одну такую листовку студент из города привез, родственник Гека, кстати. Конечно, для Руфины, которая лгала, что кого-то чему-то научила, это было страшным преступлением против ее неприсмотренных детишек. А я, естественно, был единственным потенциальным зачинщиком, поскольку кроме меня никто никого ничему в этом деле не научил. Мое авторство ей было очевидным. А они уже от нее наслушались.

В качестве конкретной меры по пресечению моих бесчинств мне долбанутый на голову атлет обещал дословно «ограничить свободу передвижения». Я их на пару с тех пор называл для краткости «молдавские уголовники». Жена Чука выглядела довольно миловидной и дружелюбной — больше не скажу, поскольку она в беседе почти не участвовала.

Гек был постарше, лет пятидесяти. Худощавый, чернявый, очень немногословный. Слушает невероятно внимательно, просто впитывает каждое слово и движение. Чисто внешне я бы сказал, что он каким-нибудь складом у себя в Кишиневе заведовал. Может и срок отбывал — по лицу не скажешь, но было в его лице что-то такое, что я не удивлюсь, если и отбывал.

Они, в принципе, не хотели ни с кем воевать. Просто хотели понять ситуацию. Если бы не дебильный атлет, то мы могли бы оставаться в хороших отношениях. Но из-за него не получилось. Не люблю когда с уголовными угрозами люди играются. Увидел пьяного — отойди.

Я рассказал им нашу с Руфиной историю. Они слушали внимательно, не перебивая, если не считать Чука с его угрозами. Потом Гек рассказал что они хотели сделать и как попали к Руфине. Хотели по-честному купить участие. Из этого рассказа я понял что произошло за кулисами. До них быстро дошло из моего рассказа, что у Руфины на руках ничего нет. Но, оказывается, они на нее в долгосрочном плане и не рассчитывают. Им главное — запустить школу — она должна привести студентов, а там Руфину можно и послать. Они пытаются меня привлекать в свою схему, рисуют план наступления. Я им объясняю, что нет такого рынка чтобы по 300 человек в год их выпускников слопать — недоученных, без английского, без транспорта. Но они не понимают. Не соглашаются. Надо, говорят, чтобы рынок слопал.

В смысле конкуренции я им не интересен в том плане, что мне ничего в Сан Франциско не нужно. А им ничего не нужно в Долине. По ходу дела выясняется, что они знают и крайне невысоко ценят Полярника. Он, кстати, хоть и преподает у Чука и Гека в офисе, но тоже их сильно не любит — это я уже от него знаю. Старые счеты какие-то, без деталей.

Чук с понтом рассказывает, что нет тут в Сан Франциско русской комьюнити и они сюда нью йоркской братвой командированы ее организвать. А комьюнити — это как? — поинтересовался я. А это так, говорит Чук, что люди тебе бабло сами несут и спасибо говорят. Вот, мы газету создали, сейчас школу раскрутим, и потом все бабло ваше будет наше.

Ладно, с этими, вроде, разрулили без осложнений.

Продолжение в разработке